Весна незнаемая
Шрифт:
– А ну и что? Погубил князь Молнеслав брата, за то боги его род прокляли, и всем нам худо придется! Вот сама поглядишь!
– Все злое отзовется! – Дед Знамо Дело кивал, тревожно глядя на внуков.
Румянок, Колобок и Ранник играли на полу с деревянными чурочками. Похоже было, что чурочка Румянка изображала Зимнего Зверя: сам он грозно рычал и подвывал. Чурочки братьев были санями. Сначала «Зимний Зверь» нападал на сани, а они в испуге старались от него уехать, но потом, увлекшись, напали на врага сами. «Сани» Колобка при этом даже оторвались от земли, и вскоре битва велась уже где-то в небесах и походила скорее на сражение
Сам праздник как будто замер в испуге: даже молодежь сидела по домам. Правда, из Кузнечного конца явились-таки ожидаемые Веселиной гости, но Громобоя среди них не было, и она не слишком огорчилась, когда мать, вручив парням по пирогу, выпроводила их восвояси. Кое-кто из соседей, держась поближе к тынам, заходил и после, но разговоры не веселили: все сходились на том, что «все это не к добру». Дед Знамо Дело рассказывал младшим кощуну, и хотя все это было Веселине знакомо, она слушала, чтобы только не думать о Зимнем Звере. Так утешительно было знать, что где-то в мире есть сила, смелость, решимость, победа!
– А правил в том городе князь, и была у него дочь-красавица, – рассказывал дед. – Было тому князю предсказано вещими женами: кто его дочь за себя возьмет, от того ему, князю, и смерть придет. Вот вышел Заревик в поле, и выпустил князь на него свою дружину – сто человек и еще одного. Стали они биться, и побил Заревик всю дружину. Тогда вышел сам князь в поле против Заревика. Бились они день, бились ночь, и никто одолеть не мог…
– Вот он, сын бога-то! – вставила Любезна. – Сто человек один побивал! А у нас свой сын Перуна есть – что от него толку? Чудища хоть весь город пожрут – он и не почешется!
– Не скажи, матушка! – Хоровит засмеялся и подмигнул Веселине. – Не ругай парня зазря! Забыла, как у кожевников бык вырвался? Как Громобой его за рога руками взял и голову на сторону своротил?
– Потом еще Головеня чуть не князю на него бил челом: зачем-де погубил скотину? – подхватил, тоже смеясь, старик Бежата. – Мог бы, дескать, так, за рога, и в стойло свести. А он: «Не рассчитал, не думал, что бычок такой хлипкий!»
– А еще Вешников тын! – закричала Нарядиха сквозь общий смех. – Еще когда Вешнику тын обрушил – почесаться, говорит, хотел!
– И как Стрекотухин парень ему под кулак подвернулся, так до сих пор левым ухом не слышит! – сердито, без смеха, добавила Любезна. – Вы-то смейтесь, а только я вот что думаю: если наш сын Перуна только на такие дела и способен, то цена ему невелика! Вон дело ему – Зимний Зверь! Чуть девку не сожрал! – Мать ткнула скалкой в сторону Веселины. – Чем ему не дело? Пошел бы к князю, сказал бы, так, мол, и так, хочу людей от Снеговолока избавить…
– Да как от него избавишь! – Бежата, сочувственно слушавший хозяйку, махнул рукой. – Зимний Зверь – не простой, его не убьешь. А убьешь – еще хуже будет. На нем зима стоит. А на зиме – весь годовой круг. Без зимы и лета не будет.
– А хорошо бы – без зимы! – вздохнула Волошка, сидевшая возле Веселины. – Чтоб всегда тепло…
– А на санках? – возмущенно вставил Румянок. – А ледяную гору строить?
– Нельзя без зимы! – согласился и дед Знамо Дело. – Всякому человеку ночью поспать надо, отдохнуть. Так и земле надо поспать. И солнцу. В теплое время им только и трудиться, а зимой – отдохнуть,
Все помолчали. Вопрос «за что?» у каждого был на уме и словно бы висел в воздухе. Каждый из взрослых перебирал в памяти события недавнего прошлого, но никакой вины перед богами вроде бы не находилось. Бывали, конечно, и ссоры, и войной на дрёмичей недавно ходил речевинский князь Велемог… Так отбились же! И князь Держимир наконец себе жену раздобыл, к Медвежьему велику дню и дитя ждет. Жить бы да радоваться… Так вот нет же!
В тишине было слышно, как за стенами избы гудит ветер.
– Ну, замело! – Старик Бежата оперся обеими руками о свой посох и медленно поднялся. – Пойду я, а не то дорогу завалит. Добирайся потом…
– Ребята, проводите! – Хоровит кивнул двум старшим сыновьям.
Чистец и Яровод разом вскочили, но Бежата махнул рукой:
– А их обратно потом кто проводит? Я-то своих пошлю, так и будут друг друга до утра провожать. Нет уж, нечего ходить, нечисть дразнить. Один я дойду, ничего, дорогу знаю. Тут до угла только, а там за тынами уж не снесет… Спасибо дому, чурам и хозяевам… – Старик поклонился печке, потом разогнулся и опять прислушался. – Как Снеговолок-то разгулялся! Так и воет, так и крутит… Да я, старый, ему не понадоблюсь. А вот детям ходить нечего. Держи-ка их при себе, мать.
Провожая Бежату, Хоровит и Любезна вышли в сени. Во дворе была уже настоящая метель: ветер гнал над землей целые тучи крупных влажных хлопьев, не давал им даже коснуться земли и как будто хотел выпихнуть их обратно на небо; при этом он каждый миг передумывал, менял направление, снежные вихри рвались и вились в разные стороны.
– Шагай живее, дед, а то не дойдешь! – Хоровит озабоченно похлопал старика по плечу. – Чего делается-то… Да держись тына, а то тут не поймешь, куда идти-то.
– Слышишь? – Любезна толкнула мужа в бок.
Где-то далеко, на краю невидимых небес, раздавался низкий, глубокий вой. Он был тесно сплетен с воем ветра, но временами человеческое ухо выхватывало его очень четко, и дрожь продирала по спине от мысли: это воет не ветер, а какое-то другое, более опасное существо. Вой летел над крышами посадских улочек и над теремами детинца, над спящими пристанями и заснеженными оврагами, и во всем мире он сейчас казался единственным живым. Тягучей, холодной и тяжелой волной голос Зимнего Зверя струился откуда-то сверху, и казалось, что сам Зверь ждет где-то близко, прямо за пеленой мечущихся в страхе снежных хлопьев, и вот-вот прыгнет вниз… Этот голос явственно подтверждал смутные человеческие опасения: да, это правда, в мире что-то случилось. Что-то изменилось, и все станет не как прежде… Эта зимняя тьма и холод вьюги воцарятся навечно… Зимерзла, мать зимней тьмы, останется единственной хозяйкой земного мира, останется навсегда и никогда не пустит в него других, согревающих и оживляющих, богов. Нужно ждать… Ждать беды…