Весна Византии
Шрифт:
– Сантамери?
– покорно переспросил Грегорио.
– Франкский замок в Сент-Омере, Сент-Омер в Морее. Папа и миланский герцог послали Фоме солдат, но он с ними не поладил. Иначе бы жители Сент-Омера были бы до сих пор живы. Я так понимаю, хлеба больше не осталось?
– Я велю принести еще, - пообещал стряпчий.
– Вы надеетесь, что герцог лично возглавит крестовый поход, или просто даст денег?
Монах поиграл ножом. Подбородок его был весь перепачкан жиром.
– Хотите, чтобы я рассказал вам о том, как один самоцвет из призового кубка турнира мог бы убить двадцать сарацин.
– Козимо де Медичи тоже полагал так, пока мы не доказали обратное. Сперва нужно узнать наверняка, прежде чем обвинять человека, - сказал ему Грегорио.
– Вот и я о том же. Я думал о том, что он подлец, намерен набить себе карманы и сбежать вместе с остальными своими дружками. Я ошибался. Вы послали солдат в Трапезунд? Мне только что рассказали об этом.
– Кто именно?
– поинтересовался Алигьери.
Францисканец с набитым ртом ответил своему собрату посланнику:
– Друг одного друга.
– И он вновь вернулся к еде.
– За кого они будут сражаться?
Грегорио постарался сохранить спокойствие.
– За своего капитана Асторре, который подчиняется Николасу. За кого же еще?
Монах поковырял щепкой в зубах, вытащил ее изо рта и начал бездумно вертеть между пальцев.
– Я вас серьезно спрашиваю, за кого собирается сражаться этот ваш мальчишка Никколо?
Михаил Алигьери счел своим долгом вмешаться:
– Брат мой, он полностью предан императору и Медичи. Я уверен, что он человек порядочный. А даже если и нет… разве у него есть иной выход?
– Он может сражаться за самого себя, - предположил фра Людовико.
– Бросить компанию, забрать деньги и направиться куда-нибудь еще, например, в Венецию. Похоже, мессер Проспер де Камулио терзается сомнениями. Полагаю, вы от него немногого добились сегодня. Хотя, конечно, он ведь привел с собой Михаила.
– Вопреки вашим приказам?
– поинтересовался Грегорио. Он осознал это уже давно и теперь решил рискнуть.
– Конечно, - подтвердил фра Людовико.
– Что он хотел о вас узнать? Ни вы, ни женщина, которая владеет компанией, не играете никакой роли. Важно, что будет делать этот парень в Трапезунде. Вот на нем уж точно я вижу дьяволову печать.
– Я слышал, что случилось во Флоренции, - веселым тоном заметил Грегорио.
– Тем не менее, мы с мессером Алигьери могли поговорить, и в этом не было бы большого вреда. Он мог бы рассказать мне о Трапезунде.
– Да, мог, - кивнул монах. Он разломил лепешку, отложил ее и взял другую, посвежее.
– Мог бы понарассказывать вам бабских сказок про Трапезунд, чтобы вы поскорее отозвали назад вашего Никколо, учитывая, что здешние князья не больно-то рвутся к нам на помощь.
– Помолчав, он добавил, глядя на Грегорио: - Я не хочу, чтобы он возвращался. Хочу, чтобы он и его солдаты оставались в христианской Азии.
– И погибли там?
Монах зафыркал, брызгая слюной и хлебными крошками.
– И пусть! Зато после смерти его ждало райское блаженство! Но увы, такой возможности он не получит. Там сейчас совершенно безопасно. Вы получите всю выгоду, на которую рассчитываете, можете не беспокоиться. Только ради того, чтобы избавить вас от волнений, я и попросил Михаила не приходить к вам.
– Даже если демуазель и прикажет ему вернуться, Николас все равно не узнает об этом раньше, чем четыре месяца.
Фра Людовико вытер нож и отложил его в сторону.
– Кто знает? Все равно, лучше оставить все, как есть. Но можете ему написать. Скажите, что фра Людовико извиняется за свою ошибку во Флоренции. В следующий раз он убедится в своей правоте прежде, чем кого-то обвинять. Но если узнает, что Никколо направил своих солдат против собратьев-христиан, то скажите ему, что фра Людовико вытянет из него кишки и подвяжет ими рясу, а печень зажарит и съест без хлеба. Вы слышали, что герцог назвал нас волхвами?
– Да, разумеется. А почему?
– поинтересовался Грегорио. Он так и остался сидеть рядом с Алигьери, не желая подчиняться монаху, но краем глаза заметил, что трапезундец покачал головой, и неохотно поднялся на ноги.
– Да! Вот об этом вы с Михаилом можете рассказать своим друзьям-Медичи. «Вот пришли волхвы с Востока, - заявил благородный герцог.
– Они пришли за звездой, которую увидели на Западе: за звездой Руна, чей свет освещает восход и ведет князей, которая есть истинный образ Божий».
– Но вы все равно не рассчитываете на то, что он вам поможет?
– спросил Грегорио.
– Ну почему же, - возразил монах.
– Поможет, хотя и не так, как рассчитывает. Больше вы не увидитесь с Михаилом, несмотря на знаки, которые он вам подает. Мы здесь продаем Иисуса, а не козьи орешки. Передайте привет от меня вашему Язону в Колхиде, и напомните ему, что отныне орден различает не только Руно, Язона и Гидеона, но шесть разных видов сего Руна. И столько же качеств, достойных хвалы. Для Язона - великодушие. Для Иакова - справедливость. Для Гидеона - осторожность. Для царя Моавского - преданность. Для Иова - терпение. Для Давида - милосердие.
– Мне бы хватило и одного Иакова, - заметил на это стряпчий.
– Тогда вы еще столь же юны и незрелы, как ваш хозяин, - заявил ему монах.
Глава двадцать четвертая
Наступил последний день пребывания Грегорио в Сент-Омере. Как и собирался, в этот день он встретился с Саймоном Килмирреном де Сент-Полом.
Точнее, нет. Все прошло не совсем так, как он планировал, хотя стряпчий и полагал себя готовым ко всему. Вместо положенного по профессии платья он надел обычную плоеную тунику с короткими рукавами поверх длинной нижней и жесткую шапочку без всяких украшений. Так он выглядел лет на десять моложе своего возраста. Марго вообще утверждала, что у него лицо совершенно неподходящее для профессии юриста, - и в особенности портили картину вьющиеся волосы, с которыми так трудно было что-то поделать.