Вестник смерти
Шрифт:
Поначалу сложность восприятия людей расценивалась вполне нормально. Ни одну из рас нельзя понять так просто и сразу. Обычно уходило около пятидесяти лет, чтобы наладить культурные связи, начать плодотворные отношения и повседневное общение. Наоли полагали, что и с людьми уйдет столько же времени.
Прошли первые пятьдесят лет. Люди проникли в глубь Галактики, рассеиваясь по ней и основывая колонии на незанятых планетах (только наоли, глиммы, сардонии и джекстеры хотели занимать кислородоуглеродные планеты; остальные же расы рассматривали их в лучшем случае нежелательными для
По мнению наоли, заселение людьми планет Галактики происходило очень медленно, но те говорили, что у них свой метод освоения космоса. Так люди не совсем в вежливой форме просили не совать других свой нос в чужие дела.
Прошло еще пятьдесят лет, а люди, по мнению наоли (да и других рас тоже), оставались такими же замкнутыми, холодными и недружелюбными, как и прежде. Именно в этот период в отношениях между людьми и наоли и появились первые трещинки – конфликты вспыхивали по поводу способов ведения торговли, требований, предъявляемых колониям, а также из-за множества других более незначительных проблем. И ни в одном случае наоли и люди не смогли прийти к обоюдному соглашению. Люди начали применять силу. В глазах наоли этот путь разрешения спорных вопросов был самым неприемлемым.
В конечном счете – война.
Не было необходимости убеждать Хьюланна, что война явилась единственным средством для выживания самих наоли. Он всегда носил в памяти воспоминания о людях на "Тагасе": странные, волосатые создания с блуждающим взглядом на спокойных торжественных лицах, что так не сочеталось с практичным и злым содержанием их черепов.
Как это было давно.
А Хьюланн был Здесь и Сейчас. И рядом с ним спящий Лео. Почему этот мальчик не такой, как все остальные люди? Почему он такой понятный и доступный? Это был первый случай, насколько знал Хьюланн, тесного общения наоли и людей за все сто восемьдесят лет контакта рас. Его устоявшиеся представления о людях теперь потеряли всякий смысл – ведь они были рядом: он и мальчик.
Хьюланн резко оборвал поток мыслей. Они снова и снова уносили его к событиям последних двух дней, а ему не хотелось еще раз испытать чувство беспокойства из-за того, что произошло.
Он прищурился и всмотрелся сквозь мокрое стекло на дорогу и поля вокруг. Снег повалил еще сильнее, чем тогда, когда они покидали Бостон. Высокие, почти непроходимые завалы замерзших водяных крупинок по обе стороны дороги заставляли врезаться в них, поднимая за собой белые вихри. Указатели вдоль дороги в некоторых местах снесло ветром. Лишь кое-где еще выглядывали оранжевые фосфоресцирующие колпаки. На щитки с указанием направления налип снег, и надписи практически невозможно было разобрать.
Если порывы ветра усилятся, а дорогу полностью занесет сугробами, они завязнут. Их машина могла двигаться по снегу, только если он достаточно легок, когда его можно сдувать в стороны, чтобы обеспечить двигателям свободное пространство. Тяжелые же сугробы спекались в твердые бугры, что неизбежно должно было привести к беде.
И возле Уоррена, в провинции людей под названием Пенсильвания, когда они летели со скоростью сто девяносто миль в час по направлению
Хьюланн вглядывался в белую мглу, уделяя особое внимание автостраде, чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей. И только его повышенное внимание спасло им жизнь. Расслабься он хоть на немного, и, не заметил бы слабое свечение впереди.
А так сквозь редкие просветы снежной завесы Хьюланн разглядел-таки мутное зеленое мерцание, которое вскоре обернулось сверкающей рябью изумрудно-огненного озера.
Он резко ударил по тормозам, одновременно сражаясь с рулем, чтобы удержать машину от заноса на обочину или еще дальше.
Лопасти винтов жалобно завизжали и заскрипели, как будто вгрызались в металл. Вездеход как будто налетел на что-то, вздрогнул и развернулся задом наперед. Какое-то время их сносило спиной по направлению к мерцающему зеленому огню, но резкий поворот руля заставил вездеход вернуться к нормальному положению.
Хьюланну удалось справиться с машиной.
Спидометр показывал пятьдесят миль в час. Край гигантской воронки находился от них на расстоянии всего нескольких сотен ярдов. Хьюланн увидел огромную черную впадину, над поверхностью которой дрожали и взрывались разряды, порождаемые неведомой энергией.
Он нажал педаль тормоза до отказа и давил на нее как сумасшедший. Мотор заглох. Лопасти винтов с лязгом остановились. Хьюланн успел пристегнуться ремнями безопасности, чтобы избежать травмы.
От сильного удара слетел резиновый обод вездехода. Лишившись спасительной воздушной подушки, машина встала на дыбы, подпрыгнула и тяжело шлепнулась вниз. Хьюланна бросило вперед с такой силой, что у него перехватило дыхание, когда он ударился грудью о приборы.
Не успел он опомниться, как вездеход заскользил по дороге. Машина билась в конвульсиях, болтаясь на соскочившем резиновом воздушном фартуке. Хьюланн ошарашенно смотрел, как тот, свободно покрутившись в воздухе подобно змеевидной спирали, отлетел назад. Ничем не прикрытый металл днища машины слегка коснулся земли, высекая желтые и голубые искры.
Вездеход наклонился, затем выровнялся, покачиваясь из стороны в сторону, и в конце концов остановился.
Хьюланн сидел, склонив голову на руль, тяжело хватая ртом воздух, пока не почувствовал облегчение в груди. Здесь, наверное, был самый грязный и тяжелый воздух во всей Галактике, но сейчас он казался Хьюланну самым настоящим сокровищем. Соскользни они еще футов пятнадцать, и ему не пришлось бы вздохнуть больше ни разу – по краям воронки, совсем рядом, зловеще вспыхивали изумрудные молнии.
– Мы чуть не упали туда, – прошептал Лео из своего закутка напротив задней двери. – Так близко…
Хьюланн выпрямился:
– Очень близко. Возможно, ты даже и не подозреваешь, как близко.
Мальчик потянулся вперед и пристально всмотрелся через окно. Его взгляду открылось ошеломляющее зрелище – воронка, на поверхности которой угрожающе вспыхивали зеленые огни. Некоторое время Лео завороженно наблюдал эту картину, пока наконец не спросил:
– Что это?
– Пошли, – вздохнул Хьюланн. – Я покажу тебе.