Вестник
Шрифт:
Миррт нагнал меня примерно на полпути к лаборатории и так же молча пристроился сбоку. Кошка тоже нашлась – сидела у него на плече и, периодически дергая хвостом, недовольно сопела, словно не считала решение оборотня таким уж хорошим.
Я не стал на это ничего говорить. Хочет – пускай идет. Вместо этого я полностью перешел на второе зрение и, как только убедился, что Гнор действительно вернулся в лабораторию, прибавил ходу.
На этот раз ошибок я не совершил и, добравшись до входа в пещеру, сразу запустил внутрь свое безотказное (вернее, почти безотказное) проклятие, позволив ему
Гнор в это время как раз был занят тем, что самозабвенно срезал с пленника кожу. Судя по тому, что на боках и спине у него уже успело нарасти немного плоти, процесс шел вполне успешно. Он, правда, требовал сосредоточения и повышенного внимания, да и сам по себе старик оставался увлекающейся личностью, поэтому не должен был меня заметить.
И все же чутье у него оказалось фантастическим, потому что буквально за мгновение до того, как проклятие к нему подобралось, он отнял окровавленный нож от чужого тела и стремительно обернулся. Мгновенно увидел меня, а затем испуганно отшатнулся.
– Нет… не может быть! На по…
И именно в этот момент посланная мною лавина накрыла его с головой.
Зомби осекся. Окровавленный нож из его руки благополучно выпал. Однако на скрытую в полу кнопку старик все же успел нажать, так что из потолка тут же рухнуло сразу несколько широких ножей, которые точно могли бы меня поранить, если бы я заранее не проверил, в каких местах проходят потолочные трещины, и не отступил в безопасное место.
За грохотом железок я почти не услышал стука падающих на пол костей, зато когда проклятие наконец отступило и развеялось, передо мной открылось воистину незабываемое зрелище.
Гнор был мертв… да. Как и положено, проклятие растворило всю плоть, которую он успел украсть и приляпать на свои старые кости. Так что оставшийся без поддержки скелет благополучно развалился, а заодно ослеп, оглох и лишился возможности говорить.
Тем не менее смерть его не была окончательной – валяющиеся на полу кости едва заметно подергивались. А как только я подошел, стало ясно – шевелятся они вовсе не беспорядочно, а совершенно определенно пытаются собраться вместе. Прямо как у моих гончих, когда я их призывал. Или как у меня самого, поэтому следовало поторопиться.
Одно плохо – на крик зомби в лабораторию начали сбегаться многочисленные костяные пауки. Мор сказал, что они и в прошлый раз не погибли, так что в ближайшие пару минут здесь следовало ожидать настоящее нашествие.
– Делай свое дело, я их задержу, – бросил мрон, рывком расстегивая ремень на брюках.
Я кивнул, полагая, что он знает, что делает. Тогда как сам оборотень, отбросив ремень с ножнами, низко наклонился, а затем вытянул вперед скрученные пальцы и без предупреждения прыгнул.
Причем прыгнул он хорошо, сильно. Так, что на полу остались стоять лишь его сапоги. Следом, уже в полете, с него слетели обрывки рубашки и ошметки штанов, а затем… признаться, я не ожидал, что однажды такое увижу… мрон и вцепившаяся в его плечи черная кошка неожиданно замерцали, окутались странной дымкой. Одновременно с этим их силуэты размазались и поплыли, словно узоры дождя на стекле. Даже, я бы сказал, слились, заодно грубо деформировавшись. Ну а когда это закончилось
Причем зверь был гораздо крупнее, чем мрон и его кошка, вместе взятые. Избыток массы оказался таким, что без магического вмешательства дело точно не обошлось. Но что это за магия? Как и почему внутренний зверь мрона вдруг обрел свободу?
К сожалению, сейчас оборотень мне точно не сможет ответить, да и потом вряд ли разоткровенничается.
Между тем Миррт с ревом врубился в первые ряды стремительно набегающих из коридора пауков, а я вернулся к своим, так сказать, баранам.
Гнор, разумеется, собраться воедино еще не успел, хотя всего за несколько мгновений количество соединившихся костей резко увеличилось. Собственно, нижнюю половину тела старик уже успел собрать. По крайней мере, ноги и часть позвоночника точно, поэтому мне пришлось прервать процесс, пнув зомби по кривой спине.
Он, разумеется, рассыпался, но попытки собраться не прекратил, поэтому мне пришлось от души по нему потоптаться, чтобы притормозить хотя бы на время.
– Вот так, – удовлетворенно бросил я, когда у меня под ногами вместо костей осталось мелкое крошево. – Вот теперь ты не опасен.
Затем наклонился, выудил из-под стола злобно скалящуюся черепушку и торжественно водрузил ее на стол. Тогда же стало понятно, отчего скелет так упорно пытался ожить – как оказалось, некоторые кости в черепе Гнора были не просто старыми или желтыми, а почти черными. И источали слабенький, но прекрасно знакомый мне дымок, который и вынуждал останки собираться вместе.
– Вот оно что… оказывается, ты проклял сам себя. Небось из алтаря силу вытягивал, пока кости не напитались до отказа. Вот ведь поганец. А еще меня обвинял…
Покачав головой, я протянул руку и выудил из костей дымок, однако, как ни странно, чернота оттуда никуда не делась. Более того, через некоторое время из них снова начал сочиться тот самый дымок, который, по идее, не должен был там остаться.
Изучив черепушку так и этак и пару раз попробовав ее обезвредить, я присел на корточки возле раскрошенных в порошок костей и убедился в наихудших своих предположениях – эти костяшки тоже местами были черными. Не все, конечно, штуки три навскидку. Но именно они запускали процесс восстановления, и именно к ним тянулись все остальные кости, собирая полноценный скелет фактически из ничего.
Это было плохо. Похоже, за прошедшие двести лет Гнор так часто обращался к царству теней и напитал себя силой Саана до такой степени, что даже мне не удастся вытянуть ее всю. Ну или же это займет очень много времени, до тех пор, пока проклятие в нем не истощится.
– Г-господин…
Я снова встал и, одним ударом превратив начавшиеся собираться кости обратно в пыль, обратил свой взор на лежащее на столе тело.
Это был вампир… судя по всему, один из тех троих, которые пропали после убийства Нума. Когда-то молодой и здоровый, сейчас он больше походил на неумело освежеванную тушу, с которой злобный старик умудрился содрать большую часть кожи. О самочувствии пленника он при этом, естественно, не заботился, так что бедолаге пришлось не только все чувствовать до последнего разреза, но и наблюдать процесс во всех подробностях, пока от боли он не потерял сознание.