Вестники несчастья (сборник)
Шрифт:
– Нет уж, договаривай.
– Я сказал – не важно.
– Я хочу знать все.
– Ну хорошо, Арлена. Я говорю о вероятности того, что меня могут признать виновным в убийстве. И осудить за это.
– Это самая параноидальная идея, которую...
– Нет, это не паранойя.
– Тогда что же еще? Ведь убийцу поймали, и он...
– Я говорю только предположим. Как ты можешь выйти за меня, если я убил ее, вернее, если кто-то будет утверждать, что это сделал я?
– Но, Джерри, ведь этого никто не утверждает.
Тишина. Карелла находился в опасной близости от машины Флетчера и рисковал быть обнаруженным. Но в то же время он не мог себе позволить упустить ни слова из этого разговора, даже если бы пришлось ехать бампер к бамперу. На полу его машины стоял магнитофон, исправно фиксировавший на пленку каждое слово, произнесенное Флетчером и Арленой, – улики на тот случай, если Флетчеру будет предъявлено обвинение и он предстанет перед судом. Затаив дыхание, Карелла сосредоточил все свое внимание на том, как бы не отстать от машины Флетчера. Когда Арлена заговорила снова, голос ее звучал очень тихо:
– Вот так послушаешь тебя и начнешь думать, что ты и в самом деле это сделал.
– Ты же знаешь, что это дело рук Корвина.
– Да, знаю. Это как раз то... Джерри, я ничего не понимаю.
– Здесь и понимать нечего.
– Тогда почему... если ты ее не убивал, то почему ты так волнуешься, что тебя обвинят в убийстве и будут судить и...
– Кое-кто может состряпать из этого отличное дело.
– Каким образом?
– Кое-кто может сказать, что Сару убил я.
– Господи, да кому это может понадобиться? Они знают, что Корвин...
– Они могут сказать, что я вошел в квартиру и... что, когда я вошел в квартиру, она была еще жива.
– А она была жива?!
– Они могут так сказать.
– Кого интересует, что они там могут...
– Они могут сказать, что у нее в животе торчал нож и я... я вошел, увидел это и прикончил ее.
– Но зачем?
– Чтобы развязать себе руки.
– Джерри... но ведь ты никого не убивал?
– Нет!
– Тогда почему тебе вообще приходят в голову такие ужасные мысли?
– Если она этого хотела... если кто-то скажет, что это сделал я... чтобы довершить начатое... полоснуть ее ножом поперек живота... они могут попробовать доказать, что она сама меня об этом попросила.
– Боже мой, Джерри, что ты такое несешь?!
– А ты не понимаешь?
– Нет, не понимаю.
– Я стараюсь объяснить тебе, что Сара могла...
– Джерри... я ничего не хочу об этом знать.
– Я хочу сказать...
– Нет, я не хочу ничего слушать! Прошу тебя, Джерри, ты меня пугаешь, я ничего не хочу знать...
– Нет уж, черт возьми, теперь послушай! Я пытаюсь объяснить, что могло произойти, неужели так трудно выслушать? Разве она не могла попросить меня добить ее?
– Джерри, прошу тебя, я...
– Я хотел позвонить в больницу! Если хочешь знать, я уже начал было набирать номер. Неужели ты не понимаешь, что я бы не заметил, что рана не смертельная?
– Джерри, умоляю...
– Арлена, она умоляла меня убить ее, покончить со всем этим, она... Черт возьми, неужели вы все не можете этого понять? Я же старался показать ему, таскал по всем этим кабакам, мне казалось, что уж он-то способен меня понять! Ради Бога, скажи, неужели это так сложно?
– О Боже, и ты убил ее?!
– Что?
– Значит, это ты убил Сару?
– Нет, не Сару, а ту женщину, которой она стала... шлюху, в которую я ее превратил. Видишь ли, когда я ее убивал, она была Сэди.
– Боже мой! – в ужасе прошептала Арлена, и Карелла мрачно кивнул. Он вовсе не ощущал радости от того, что в конце концов оказался прав. Когда он вслед за машиной Флетчера подъезжал к дому Арлены, он испытывал лишь знакомое чувство чего-то уже не раз виденного. Флетчер вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу для рыдающей Арлены, которая, опираясь на его руку, ступила на тротуар. Не успели они подойти к двери подъезда, как Карелла преградил им дорогу. Спокойным голосом он предъявил Флетчеру обвинение в убийстве жены и надел на него наручники.
Флетчер не сопротивлялся. Похоже, он даже не удивился.
Все было кончено. По крайней мере так казалось Карелле.
Когда он приехал домой, дети уже спали. В тишине гостиной, освещенной гирляндой разноцветных огоньков на елке, он обнял Тэдди в длинном белом халате и впервые за сутки почувствовал, как спадает напряжение.
В четверть третьего утра зазвонил телефон. Карелла выскочил на кухню и схватил трубку после третьего звонка, надеясь, что телефон не разбудил близнецов.
– Алло? – тихо спросил он.
– Стив?
Он сразу узнал голос лейтенанта.
– Да, Пит.
– Мне только что позвонили из «Калькутты».
– Что такое?
– Сегодня после полуночи Ральф Корвин повесился в камере. Скорее всего это произошло в тот момент, когда Флетчер подписывал признание в участке.
Карелла молчал.
– Стив!
– Что, Пит?
– Да нет, ничего, – вздохнул Бернс и повесил трубку.
Несколько секунд Карелла стоял с трубкой в руке, а потом осторожно опустил ее на рычаг. По пути в спальню он заглянул в гостиную, где по-прежнему тепло мерцали лампочки на елке, и неожиданно почувствовал острую жалость к этому отчаявшемуся наркоману в тюремной камере, который лишил себя жизни, даже не зная, что он не виновен в смерти другого человека.
Наступило Рождество.
Но иногда, подумал Карелла, бывает так, что во всем этом нет никакого смысла.