Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
Следует, между делом, заметить, что упомянутые Уиллом-саксом «правила чести» в виде возмещения убытка за спаленный сеновал, менее всего поддерживались сэром Мишелем. Просто святой отшельник настоял на том, чтобы заехать в «Серебряный щит» и отдать Уиллу Боулу деньги. Рыцарь посопротивлялся, но когда Гунтер одобрил мысли пустынника, сдался, сообразив – при таком раскладе недолго оказаться в проигрыше! Отец Колумбан заявил, что, сделав доброе дело, можно будет заслужить прощения за некоторые прежние грехи, коих у сэра Мишеля в запасе имелось, по словам отца Колумбана, «множество превеликое и престрашное».
Скучающий
Оказалось, что приснопамятный сэр Понтий, бастард Ломбардский, два дня тому назад остановился в «Серебряном щите» и вел себя самым непотребным образом: отказался платить за своих служек, говоря, будто сарацины не люди, а потому брать с них за постой серебром – грабеж; впоследствии поссорился с проезжающим в Анжу английским оруженосцем и едва того не убил; напоследок же сей добрый рыцарь прижал стряпуху (между прочим, страшную как смертный грех), и сельская девица подняла визг на всю округу. В общем, сэр Понтий Ломбардский заново показал себя удивительным грубияном и наглецом, недостойным рыцарских шпор.
Сэр Мишель громко возмущался и вместе с Гунтером косился на отца Колумбана, сидевшего с насквозь невозмутимым выражением лица. Отшельник делал вид, будто имя сэра Понтия ему ничего не говорило, а истории, случившейся третьего дня в лесу, когда сэр Мишель с оруженосцем спасли отца Колумбана от неминуемой смерти, словно и не случалось никогда.
Лишь покинув гостеприимный дом Уилла Боула и снова выехав на дорогу, святой отшельник заговорил:
– Слуга того рыцаря жил у меня несколько дней, – нехотя начал отец Колумбан. – Он просто заблудился, потерялся, принялся беспокоить людей – еда-то нужна была. Вот я нехристя и приютил. Откуда было знать, что этот раб настолько дорог хозяину…
На том объяснения пустынника закончились, хотя сэр Мишель и «германский оруженосец» пытались задавать отцу Колумбану вопросы. Святой лишь отмахивался да крутил головой, утверждая, будто ничего более не знает, а с сарацином не говорил, по причине незнания восточных языков. Да и о чем говорить с нехристем?
У Гунтера осталось стойкое впечатление, что батюшка по неясным причинам нечто скрывает, но расспрашивать далее смысла никакого не было. Отец Колумбан уперся и молчал.
«Если б наш пустынник не разводил эдакую таинственность, – недовольно подумал Гунтер, – многое стало бы яснее. Теперь, после всего случившегося, я не верю в случайные встречи. Наверняка сэр Понтий имеет какое-то отношение либо ко мне, либо к истории, связанной с моим появлением здесь. Хотя, будь господин из Ломбардии опасен для нас с Мишелем, отец Колумбан предупредил бы… В конце концов, могут же быть у святого собственные тайны?»
Вдоль утоптанного тракта тянулись уже убранные по большей части поля. Вокруг почти ничего не изменилось, все так же желтели кое-где островки не сжатой пока пшеницы, темными пятнышками выделялись полоски перелесков и торчал справа на холме замок некоего сэра Бреаля,
В деревне Сен-Рикье сегодня было несколько оживленнее – уборка урожая почти закончилась, и арендаторы в своих дворах молотили хлеб цепами жуткого вида, даже не оглядываясь на проезжающих мимо всадников. Показалась церковь прихода святого Томаса, и сэр Мишель, окликнув Гунтера, кивнул в сторону окружавших храм деревьев:
– Сарацина-то убрали. Недолго проболтался…
– У нас всегда так, – хмуро проворчал отшельник, расслышав фразу рыцаря. – Сначала вешают, а потом разбираются. Как хорошо в Уэльсе – человека можно казнить только после суда. Сарацин ведь совсем неплохой был. Работящий… Всю посуду перемыл. Сам, без напоминания – увидел, что в жбане мокнет, да и вымыл.
– Ага! – Сэр Мишель слегка натянул поводья, чтобы ехать медленнее. – Это ты епитимью на него наложил…
– Дурачина, – буркнул отец Колумбан.
Выбрался на крыльцо отец Дамиан. Узрел старца. Заулыбался. Сухо благословил сэра Мишеля.
– Мир вам! – Отец Колумбан воздел ладонь со сложенными для благословения пальцами. – Все ли благочинно в приходе?
– Хвала святому Томасу! – прогудел сельский священник. – Вот только прихожане не слишком щедры… Где взять денег на алтарь для придела Богородицы – ума не приложу.
Рыцарь развернулся всем телом к оруженосцу. Как видно, столь же быстрый на раскаяние, как и на грех доблестный рыцарь собирался приказать выдать обнищавшему святому отцу все имеющиеся денежные запасы. Как-никак, благотворительность тоже является одной из составляющих безгрешной жизни. Решив опередить собиравшегося с духом сэра Мишеля, германец сдернул с пояса мешок с золотом, и быстро вынув три монеты, протянул их отцу Дамиану.
– Вот, возьмите… На благо церкви и веры Христовой.
– Щедрый дар, – вдруг раздался новый голос – холодный и немного странный из-за едва уловимого акцента. – Я добавлю свою лепту.
Никто не заметил, как из полутьмы храма на свет выступил невысокий черноволосый и смуглый человек в коричневых одеждах, с кипарисовым посохом паломника и оливковой веточкой, прикрепленной к плечу. Сей пилигрим, метнув острый взгляд на собравшихся у входа, вынул из складок одежды пару серебряных кругляшков и передал монетки священнику.
– Я пойду, пожалуй, – сказал неизвестный. – Благодарю за приют и хлеб. Да благословит вас Господь…
Человек поклонился отцу Дамиану, принял благословение, несколько правда, поспешное, строго взглянул на сэра Мишеля и, спустившись вниз, вышел на дорогу.
– Паломник, – пояснил священник отцу Колумбану, глядящему вслед удалявшемуся незнакомцу, – возвращается из Святой Земли в Англию. А вы куда собрались?
– Тут… недалеко, – коротко ответил пустынник. – На обратном пути обязательно зайду к вам, поговорить.
– Конечно, конечно, – закивал отец Дамиан. – Может быть, задержитесь? Сейчас буду служить обедню…
Отшельник помотал головой, вежливо сказал, что у него и благородных спутников мало времени и они очень спешат. Неторопливо шедшего паломника они нагнали вскорости, возле последних домов. Ехали медленно, и когда мул отца Колумбана поравнялся с пилигримом, отшельник нагнулся и громко спросил:
– Почтенный, каковы дела в Святой Земле и вечном городе Иерусалиме? Ты, наверное, молился у самого Гроба Господня?