Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— Он отправил Рамона преследовать призраков своих неосуществлённых желаний — призраков знаний, силы и власти. Он обманул моего брата, не дал ему ничего, кроме страданий и разделённой души.
— Мы согласны, — сэр Гисборн успел выговорить это прежде, чем его опешивший разум зашёлся в истошных воплях. Изабель резко вскинула голову, два или три удара сердца растерянно взирая на него, точно на давнего знакомого, чьё имя вертелось на языке, не даваясь в руки. — Но, как вы понимаете, у нас есть условия.
— Нынешним же вечером или ночью я обеспечиваю ваш побег, — на лету подхватил ещё не высказанную мысль ноттингамца
— Остаётся только решить: кто, собственно, возьмёт на себя это дело?
Изабель, услышав незнакомый голос, взвилась, опрокинув тяжёлый табурет, Гай сам не заметил, как оказался на ногах, а не шелохнувшийся Тьерри, замысловато присвистнув, выговорил:
— Мой братец пребывает в глубокой уверенности, что прикончил вас вчера ночью, и, похоже, он недалёк от истины…
— Я упал, — хмуро буркнул шотландец. Похоже, громкий разговор в соседней комнате заставил его проснуться, не шумя, добраться до дверей и, как заподозрил Гай, не пропустить ни единого сказанного слова («А если он подслушивал с самого начала? — от этой догадки сэра Гисборна бросило в дрожь. — С того момента, когда явился де Гонтар?»). Ноттингамец вдруг вспомнил, что символом родины его компаньона служит чертополох, и характер Мак-Лауда во многом напоминал это растение, от колючек которого так просто не избавишься. Дугал еле удерживался на ногах, намертво вцепившись в дверной косяк, взгляд у него по-прежнему оставался несколько отсутствующим, однако первый же заданный им вопрос прозвучал вполне здраво. Как, впрочем, и следующая краткая речь, больше смахивающая на раздачу последних приказов перед битвой:
— Собираемся. Немедленно. Едва Рамон пронюхает, что мне повезло, нам конец. Они не станут ждать монахов, опасаясь, что мы сумеем выбраться из крепости и непременно проболтаемся, — он едва ли не рявкнул на Гая, намеревавшегося оторвать напарника от дверного косяка и хотя бы усадить, с досадой спросив: — Где Френсис, чтоб ему пусто было? И куда вы дели моё барахло?
— Сожгли, — виновато признался Гай. — Оно больше никуда не годилось. Фибулу я сохранил… — в его разум вдруг пробилась коротенькая мысль, чуть не заставившая его глупо захихикать: никто, исключая единственную здесь женщину, не заметил бросающегося в глаза обстоятельства — Мак-Лауд стоял, по пояс завернувшись в содранную с кровати простыню, на желтоватой ткани которой начали проступать размытые красные пятна от потревоженных ран. Мистрисс Изабель скромно отвела взгляд, но Гай всё-таки поймал мелькнувшее в слегка раскосых голубовато-зелёных глазах девушки весёлое восхищение, недовольно подумав: «И эта туда же… Что они все находят в этом типе, не понимаю?»
— Полагаю, я в состоянии разрешить ваши затруднения, — с лёгкой насмешкой заявил Тьерри. — Вы примерно одинакового роста и сложения с Рамоном…
— Так и знал, что этим закончится, — Мак-Лауд качнулся вперёд, преодолел два шага до ближайшего табурета, рухнул на него, едва не своротив стол, и приглушённо взвыл, задев повреждённую руку. Спустя несколько мгновений он взвыл ещё раз, не найдя ни одного полного кувшина. — Вы
— Да, и перестань буянить, — огрызнулся Гай, и тут в бессчётный раз за этот долгий день коричневатая дверная створка с тихим скрипом приоткрылась. В щель заглянуло бледное, тонкое лицо девочки-подростка с двумя тёмными провалами настороженных глаз.
— Бланка? — внезапно растерялся де Транкавель-средний, торопливо поднимаясь. — Что ты здесь де…
— Я пришла за вами, — девочка шустро проскользнула в комнату, замерла, прижавшись спиной к двери, и быстро заговорила: — Я видела. Это сделал Гиллем, а ему приказал Рамон.
— Что приказал? — с почти нескрываемой тревогой спросила Изабель. — О чём вы говорите, леди Бланка?
— Гиллем вместе со своей верной парочкой — Монтаро и Кристианом — подкараулили мессира Франсиско… и утащили… туда, вниз, в Убежище, — беззвучным шёпотом произнесла Бланка. — Вряд ли они решатся причинить ему какой-либо вред, но как только придёт Рамон…
— Проклятье! — Тьерри, на миг позабыв о своём ледяном спокойствии, треснул кулаком по столу, так что подскочила и опрокинулась тяжёлая глиняная кружка. — Это уже чересчур!
— Нас опередили, — сухо заметила Изабель и повернулась к еле слышно всхлипывавшей девочке, заговорив ровным и ласковым голосом: — Леди Бланка, вы знаете, где сейчас находится ваш старший брат? Рамон? — короткий, судорожный кивок. — Можете отвести меня туда?
— Зачем? — тяжело спросил Гай, уже догадываясь о возможном ответе.
— Я должна кое о чём позаботиться, прежде чем покинуть это место, — мягко отозвалась девушка. — Женщина всегда вызывает меньше подозрений. Мне понадобится час, самое большее — полтора. Встретимся в нижнем дворе, у конюшен.
— Но… — опешил сэр Гисборн.
— Пусть идёт, — непререкаемым тоном заявил Мак-Лауд. — Она знает, что делает. Так, Баохан Ши? Ты ведь не любишь проигрывать?
— Как и ты, горец, как и ты, — с этим словами мистрисс Уэстмор исчезла в тёмном коридоре, прихватив с готовностью устремившуюся вслед за ней девочку. Трое молодых людей озадаченно переглянулись.
— Что она задумала? — тоскливо вопросил Гай. — Дугал, что она собирается делать?
Ответа он не дождался. Тьерри выскочил вслед за дамами, коротко бросив, что вернётся через четверть часа и постарается раздобыть какую-нибудь одежду для шотландца, Мак-Лауд впал в состояние тихой ярости и огрызался на любое слово, а сэр Гисборн, впервые узнавший, что такое настоящее беспокойство, поспешно распихивал их пожитки по вьюкам и мешкам, ломая голову над тем, как им быть, если компаньон окажется не в силах спуститься по лестнице или усидеть верхом на лошади. Чем бы его не напоил Франческо, снадобье оказывало своё действие, но кто может знать, на какое время оно рассчитано?
И вот ещё что: почему мессир де Гонтар сказал, будто итальянец из Ассизи спас Дугалу жизнь сам того не подозревая?..
Неизвестно почему, но, сидя на набитом отрубями мешке в полутёмной конюшне и слушая гулкие вздохи лошадей, Гай начал успокаиваться. Большая часть интриг обитателей замка Ренн по-прежнему оставалась для него укрытой непроницаемой тенью, однако кое-что им удалось вытащить на свет, и это «кое-что» оказалось весьма неприглядным зрелищем. Теперь ясно, отчего господа из Редэ так боятся допускать посторонних в свои тайны.