Вестники времен
Шрифт:
— Коннетабль, — пояснил рыцарь, с недоверием оглядывая грязные, покрытые липким слоем жира кружки с пивом, которые пожилой и хмурый хозяин невежливо бухнул на стол. — Но к нему просто так не попадешь. Кто мы такие?..
Гунтер вздохнул:
— Два авантюриста на службе короля Ричарда, это я уже понял. А насчет «не попадешь» — это ты зря. Во-первых, у нас бумага от господина д'Эмери, во-вторых, ты знаком с самим архиепископом Кентерберийским. Если что — он поможет. Сходим к коннетаблю, объясним, если он не знает о случившемся, пусть поднимает городскую стражу. Найдут нам Понтия в два счета!
— Посмотрим, —
— Вечером узнаем, — лениво протянул германец и, наконец, решившись, отхлебнул пива. Приложился он к кружке только когда убедился, что в ней ничего не плавало, а боевой таракан позорно ретировался с поля сражения. Пиво оказалось на редкость кислым и, вдобавок, изрядно разбавленным.
Некоторое время рыцарь и оруженосец сидели в молчании, и Гунтер от скуки начал изучать прочих посетителей «Головы сарацина». Местные жулики особого внимания не привлекали — подобных личностей полно во все времена, что в Нормандии, что в Германии. А вот рыцари за столом напротив представляли собой исключительно любопытную картину.
Четверо доблестных сэров, уже вдрызг пьяных, явно не принадлежали к лучшим семьям Европы. Если судить по обрывкам речи, доносившихся до Гунтера и сэра Мишеля, они были французы или нормандцы. У каждого на изношенной одежде красовался знак Креста — это молчаливо свидетельствовало о том, что рыцари собираются в Святую Землю, но у них явно не хватает денег, чтоб доехать хотя бы до Анжера. Были все они немолодыми и, мягко говоря, потертыми, а у одного кольчуга находилась в еще более плачевном состоянии, нежели у сэра Мишеля в день его встречи с Гунтером.
Вскоре самый потрепанный из четверых рыцарь, перебив своего приятеля, заговорил так громко, что германец и сэр Мишель могли слышать каждое его слово:
— Вот и я говорю, сэр де Брес, сарацин надо душить всех до единого! Я сам был в Иерусалиме два года назад и едва сумел внести за себя выкуп! Проклятый Саладин потребовал платы за свободу каждого христианина! Говорят, башня Давида ломилась от золота, а сам Саладин, ходили слухи, сидел на горе монет и бесчестил непорочных христианских дев!
— Теперь, надеюсь, наши славные короли… ик!.. — подхватил сэр в драном госпитальерском плаще, — сумеют показать Саладину остроту христианских мечей! А правда, будто у Саладина растут хвост и бараньи рога? Вы ведь его видели в Иерусалиме, сэр де Варнон?…
Помятый де Варнон немного подумал, огладил взъерошенную черную бородищу и размашисто кивнул:
— Растут, растут! Во-о-от такие!
Он развел руками, пытаясь показать размах рогов султана Саладина. Гунтер подумал, что в таком виде султану было бы сложно войти в Иерусалимские ворота, ничего своими рогами не задев.
Далее последовали интересные, но с практической точки зрения абсолютно невероятные байки
«Силен Саладин, — подумал с усмешкой Гунтер. — Сто тысяч девиц… Если по одной в день — как раз… э… ну да, на двести семьдесят пять лет хватит. Или ему помогают? Не зря же рога имеются…»
Сэр Мишель слушал россказни рыцаря, затаив дыхание. Представить все это было трудно, но поскольку речь держал благородный сэр, приходилось верить ему на слово. Неожиданно русло беседы за соседним столом резко изменилось, так как сэр, прозванный Гунтером «госпитальером», вдруг поднялся, пошатываясь, поднял кружку и провозгласил:
— Я…. желаю вы… выпить… за нашего от… осту…. отсусвующего (он так и не сумел правильно выговорить это слово) друга! За сэра Понтия из славной Ломбардии!
Сэр Мишель замер, а Гунтер едва не съехал под стол. После рыцарь дернулся, намереваясь сразу кинуться к загулявшим дворянам и устроить им допрос с пристрастием, но германец, вовремя заметив порыв рыцаря, решил перехватить инициативу. Гунтер положил руку на плечо сэра Мишеля, усадил его обратно и зашипел:
— Давай-ка сейчас я все сделаю сам. Начнется драка — тогда действуй.
Сэр Мишель недоверчиво глянул на оруженосца, но тем не менее прислушался к его словам и присел на краешек скамьи. На всякий случай рука его легла на рукоять меча.
«Надо давать Джонни больше свободы, — решил рыцарь. — Если все время я буду говорить, он ничему не научится. Посмотрим, что он придумал…»
Гунтер по привычке одернул свою новую куртку, строевым шагом подошел к продолжавшим трепаться ни о чем дворянам и тронул за руку сэра, предложившего тост за Понтия.
— Простите, сударь, что отвлекаю вас, — «госпитальер» поднял на Гунтера пьяный блуждающий взгляд и изобразил на лице презрение. Видимо, принял германца за простолюдина. Чего только спьяну не покажется… — Я слышал, что вы пили здоровье одного моего друга, которого я давно ищу. За господина Понтия Ломбардского…
— Это что еще за быдло и почему оно смеет с нами р-р-разговаривать?! — угрожающе спросил незнакомый рыцарь, бухнув кулаком по столу и угодив прямо в блюдо с обглоданными бараньими ребрышками, которые, подскочив вверх, веером разлетелись по столу. Гунтер выдавил лучезарную улыбку и спокойно представился:
— Барон Райхерт. Из Германии. Вы тоже знакомы с моим другом Понтием?
— Баро-он… — обрадовано протянул сэр. — Простите, сударь, — тут рыцарь повернулся к своим и доверительно сообщил: — Он не быдло, поняли?
Сэры дружно кивнули, сбрасывая на пол мешавшие им кости. «Госпитальер» опять воззрился на германца и предложил:
— Выпьете? С нами, я имею в виду?
— Тороплюсь, — с деланным сожалением развел руками Гунтер. — Так, может, вы недавно встречались с моим другом Понтием? И знаете, где я могу его найти? Мне надо…э… отдать небольшой долг.