Весы Лингамены
Шрифт:
После этих слов Ящер с минуту молчал, и все ждали завершения рассказа.
– И когда я увидел дом там, под Колпаком, - наконец заговорил он, показывая на экран, - то понял, что не ошибся, что именно туда настойчиво вела меня Сила все эти годы.
Здесь стало ясно, что рассказ Ящера окончен, и на сей раз никто не стал ничего комментировать. Дарима поднялась, поблагодарила всех за участие и отключила экраны.
– Ну что же, - сказала она, - после многотрудных часов работы пора бы и честь знать. То есть, я хотела сказать - разъесть дружественный обед... Ящер, скажи нам на милость, ты "машинную" пищу-то ещё вкушаешь? А то без этого тут, чего доброго, с голоду ещё уморишься, мы, знаешь ли, свою петрушку в ИКИППСе пока не выращиваем!
Тут
– Ребятки, кто помоложе!
– послышался как бы между делом голос Лингамены, - не забудьте сходить в Запретную Комнату и нажать там эту страшную Кнопку. Завтра бы уже хорошо - если никто не против, конечно, - наведаться под Колпак. А сейчас пора мыть руки перед едой!
Кнопку тут же вызвался нажать я и тихо ретировался. О, нет, я не забыл её манящие очертания - она по-прежнему привлекала меня. Но как быстро, однако, всё изменилось. Если бы я нажал её в тот раз, то уподобился бы Ящеру и сорвал Эксперимент, а теперь мы нажимаем её попросту потому что другого уже не дано.
И вот она - Запретная Комната. Я снова на пороге под мерцающим фиолетовым сигналом, издали смотрю на Кнопку. Но на этот раз я почти спокоен - слишком уж много различных событий навалилось на нас за последнее время - а люди, говорят, даже к войне привыкали. И всё же, должен признаться, сердце моё всё равно постукивало сильнее обычного. Я направился к прозрачной дверце и быстро открыл её. Предо мной предстала прекрасная нагота нашей Красной Красавицы. Один импульс, и ладонь неспешно обтекла её выпуклые прелести. Никакой дрожи. Бум. Легендарная чаровница утопла в синем бархате приборной панели. Тройное протяжное "пи-пи-пи" огласило комнату. Знакомая нота. Наверно, "ля". Ну вот, теперь осталось сообщить поселенцам о завтрашнем визите, но на это уж нет моральных сил. Пусть "Эклида" скажет за меня всё необходимое. Эклида - наш электронный диктор. У неё лучше получится. Она-то со стыда не сгорит.
– Эклида, будь добра, - попросил я помощницу, - сообщи внутренним, что наша делегация пожалует к ним завтра после девяти утра. А поле будет отключено ровно в 10.
Я вышел даже не став слушать, как наша бессменная подруга выполняет моё поручение. Всё, теперь поселенцы в курсе происходящего.
Немого побыв на "официальном" ужине, мы с Даримой поспешили домой, чтобы успеть отдохнуть перед трудным днём. Дари почти сразу ушла спать, а я решил чуть-чуть побыть в одиночестве, чтобы спокойно переварить сегодняшние впечатления. Но ощущения, как и почти во все последние дни работы в институте, навалились все разом, и я совершенно потерял надежду разложить их по полочкам. Я бесцельно бродил из угла в угол, присаживался, снова вскакивал, бормотал обрывки фраз, сказанных Ящером. Затем я затих, вспоминая детали его жизни и странную, недосказанную историю про мыслителя Яридомона. Наконец, мне удалось отвлечься от этого нескончаемого дня, и я попытался представить себе завтрашний визит под Колпак. В голове лихо заворочались где-то подсмотренные сцены: торжественная встреча теплохода на берегу; люди машут прибывающему на вокзал дымящему поезду; а вот прилюдная посадка первого межзвёздного корабля, летавшего к Сириусу. Множество лиц, громкие возгласы, радость, смех, объятия.... Бред какой-то! Шаблонное мышление. Нам-то что говорить завтра? Как объяснить Наланде случившееся?
Проблуждав так ещё с час, я начал чувствовать себя как дрожащий на ветру лист. Но сна так не и было ни в одном глазу, в голове продолжали гудеть мысли и кишели образы. Сам не зная зачем, я взял с полки "Жизнеописания учителей Дхармы". Долго ли, коротко ли, но я увлёкся чтением и забыл даже про Ящера. Я читал, как учителя, превозмогая власть пространства и времени, выскальзывали из их цепких объятий и ходили по воде, летали по воздуху, оставляли отпечатки своих ступней в камне и всяким прочим образом проявляли совершеннейшее пренебрежение к "непреложным" законам физического мира. Было чёткое ощущение, что жили они где-то в ином измерении, где всё полно чистотой ума и сияет всепроникающей радостью. Но стоит только закрыть книгу, как вновь оказываешься в этой реальности, один на один с проваленным Экспериментом и горькими мыслями о том, что же завтра говорить поселенцам.
Я открыл "Жизнеописания" в том месте, где рассказывалось, как воды Белого озера расступились перед Хамбо Ламой Итигэловым, и он проскакал по дну на лошади, спеша в дацан, чтобы прекратить творящиеся там безобразия.
– Но этого не может быть!
– обречённо прошептал я.
Тут сзади на мои плечи легли мягкие ладони Даримы, и родной голос мягко сказал:
– Ты всё очень буквально воспринимаешь. Конечно, этого нет в мире физики и машин желаний. Этого здесь и не может быть. Но пойми: на самом деле не существует никаких законов, они выдуманы, чтобы придать очертания человеческим заблуждениям и нарисовать хоть какой-то берег в безбрежном океане иллюзий, в котором все мы плаваем. Мастера, о которых ты читал, достигли определённого уровня реализации и жили в совершенно другой реальности. Но не в Туманности Андромеды или Кита, а здесь, - и Дарима постучала пальцем по моей голове.
– Ответ здесь!
Задрав голову, я беспомощно смотрел на мою спасительницу. Веки мои слипались.
– Пойдём уже спать, - тихо позвала она.
– Завтра трудный день.
Светало. Сотрудники ИКИППСа, едва спавшие в эту ночь, уже снова собрались в рабочем зале. Вид у них был такой, будто они и не ложились вовсе. Вот входит Штольм с красными, выпученными глазами, вращая ими подобно рыбе на песке. Вот Гелугвий, хмурый и не причёсанный, держит подмышкой какой-то свежеиспечённый конспект. Дарима, обычно свежая и приветливая, сейчас рассеянно смотрит в окошко. Про меня же лучше и вовсе не упоминать. Выглядели хорошо лишь Лингамена, только вчера влившаяся в работу после длительного перерыва, да быстро набирающий форму Текано, отличающийся теперь постоянной жаждой деятельности.
Мы уселись за стол и молча поглядывали друг на друга. Обсуждать уже ничего не хотелось. Решили только, что знакомиться с поселенцами пойдут все, кроме Штольма и Лингамены, которым ровно в 10 утра нужно будет отключить поле Неймара.
Время пролетело быстро. Девять. Пора. Мы спускаемся к Туннелю долгими коридорами, отодвигаем шлюзовую заслонку перехода. Замкнутое пространство заполняет ровный тусклый свет. Впервые ступая по этому проходу, я ощущаю, что всё здесь пропитывает незнакомый аромат - кисловатый, резкий. Похоже, даже поле Неймара чем-то пахнет. Ещё несколько долгих шагов, и мы один за другим вываливаемся в солнечный июльский день Внутреннего Мира. Да. Не было тут, конечно, никаких встречающих из моих ночных реминисценций. Всё тут шло своим чередом - росло и цвело, бегали вдалеке у домов ещё не заметившие нас дети. И тут меня снова кольнуло - не надуманной ли ерундой мы занимались все эти годы? Вот она - жизнь. В наших ли силах познать её законы, выстраивая некие искусственные границы?
Мы шли по полю в направлении домов. С каждым вздохом я набирал полную грудь лета и наслаждался - всё мне было радостно и интересно. Ящер, лучась счастьем и жадно охватывая взглядом окрестности, с горящим взором шёл впереди всех - видно было, какие большие надежды он питал и как рвался действовать. Гелугвий, ничего под ногами не замечая, постоянно выискивал что-то взглядом. Бойко шагал рядом с Даримой Текано, и в голове у него крутилось множество светлых мыслей.
Так продвигались мы по заповедной, запретной когда-то земле нашего скрытого города. Сейчас уже, думаю, большинство из нас приняло всё произошедшее как есть. Дороги назад не было. От будущего нас отделяло всего несколько десятков шагов. И всё же...
– Не думали первые сотрудники института, что спустя 50 лет вернутся в этот город с пустыми руками, - пробормотал я, пробуя на прочность своё настроение.
– Отнюдь не с пустыми!
– громко возразил Ящер.
– Наоборот, мы идём освободить поселенцев от бремени пустоты, в которой они пребывали целых 50 лет. Всё только начинается!
При нашем приближении Юлонна Велис вышла из дома и, ничуть не стесняясь, стала спрашивать у нас: "Ну как там, на большой земле?" За ней подтянулись и все остальные поселенцы.