Ветер и искры. Тетралогия

Пехов Алексей Юрьевич

— А ты? Что изменилось в тебе?

— А вот это уже не твое дело. Лучше подумай о себе. Времени у тебя в обрез.

— Я снова не понимаю.

Проказа огорченно вздохнула:

— После того как ты оказалась в этой оболочке и твоя «искра» несколько… поугасла, начался обратный процесс. Во всяком случае, я так предполагаю. Возможно, глаза — это только начало. Твой дух все больше и больше привыкает к чужому телу. Срастается с ним. Подгоняет под себя. И не только на материальной основе, но и на духовной. Просыпаются эмоции, о которых ты давно и думать забыла. Они захлестывают

тебя, точно лавина. Жалость, страх, боль, сострадание, ярость. Ты постепенно становишься собой. Такой, какой была до встречи с Ретаром. Обычной юной девочкой, только что закончившей Радужную долину. Боюсь, еще немного — и даже я не смогу тебе помочь. Твой дух настолько срастется с телом, что его уже нельзя будет перенести в другую оболочку. Так что пошевеливайся и лучше поймай тех, кого ищешь, до того, как станет слишком поздно. Сразу же свяжись со мной. Удачного дня, моя хорошая.

«Серебряное окно» погасло.

А Тиа так и осталась сидеть на месте в полном смятении чувств.

Глава 19

— Мы ведь по расчетам уже давно должны выйти на тракт. А все еще в степях, если ты не заметил. Скоро осень. Ты не ошибся? — поинтересовался у меня Целитель на следующий день.

— При чем тут осень? Не вижу никакой связи, — отозвался я. — Дорога справа от тебя. В наре пути отсюда.

— Тогда почему…

— Меня смущает тракт.

— Смущает тракт?! — заорал покрасневший от злости Шен. — Да что с тобой такое, забери тебя Бездна?! Мы тут сбиваем ноги в кровь, а рядом с нами, только руку протяни, нормальная дорога! И лошади!

— Не ори! Всех сусликов распугаешь.

— Да при чем тут сус…

— Не ори, говорю. Никаких лошадей ты там не найдешь, даже не надейся. По трактам в такое неспокойное время путешествуют только военные, все остальные сидят по домам, если, конечно, они умные люди. Дураки, такие как ты, гниют в придорожных канавах. Потому что сейчас на проезжих путях нарваться можно на кого угодно. Что касается солдат армии, то отнимать лошадей у них…

— Да кто говорит о том, чтобы отнять?!

— Мм… поправь меня, умник. Ты рассчитываешь найти придурка, который продаст тебе коня, а сам неизвестно сколько лиг будет идти пешком? Так я уже сказал, где следует искать подобных дураков. В придорожных канавах.

— Вообще-то, я рассчитывал, что мы сможем купить лошадей в деревнях.

— Ах, в деревня-ях, — протянул я. — Ну тогда это в корне меняет дело. Конечно же, ты прав. Поэтому заткнись и делай, что я говорю. До ближайшего поселка не меньше недели пути. Если идти степями, то на три дня дольше. И я готов потерять эти три дня ради собственной безопасности и спокойствия души. Когда придет время, мы выйдем на тракт. Но не раньше.

— Еще неделю?! — снова завопил Шен. — За три дня до начала осени, ты хочешь сказать?

— За день с половиной, если быть точным. Не переживай, — утешил я его. — Тебе есть чем заняться, пока мы здесь шатаемся. Зажжешь пару ослепительных огонечков или еще какие фокусы научишься делать. Лаэн, ты сможешь научить его создавать лошадей из воздуха?

— Нет, к сожалению. Но могу дать вам обоим полезный совет.

— Это какой? — насторожился Целитель.

— Вот-вот, — поддержал я его. — Что за совет?

— Заткнитесь, пожалуйста.

Мы с учеником Цейры переглянулись и сочли за лучшее взять и заткнуться.

Шен то и дело поглядывал на восток, где, по его прикидкам, должен был проходить тракт, связывающий Альсгару с Радужной долиной и городами, лежащими у западного перевала Катугских гор. Но с советами он больше не лез, что меня абсолютно устраивало. От бесконечных споров с этим упрямым бараном зверски болела голова.

Лаэн смотрела на мир гораздо веселее, чем Ходящий. Как она мне сказала, их уроки наконец-то сдвинулись с мертвой точки, и Шен уловил основную суть. Я выразил ей вполне разумные сомнения, но тут последствия этой «основной сути» стали видны невооруженным взглядом.

Первым делом Целителя вывернуло наизнанку. Затем у него начался сильнейший озноб, то и дело сопровождающийся рвотой, и я в какой-то момент подумал, что парень уже одной ногой в Счастливых садах. А точнее — в Бездне. Наверное, так оно и было, раз Шен посмел коснуться тьмы. Он всхлипывал, кричал, ругался, богохульствовал, плакал и пытался встать.

Нам с Лаэн пришлось завернуть его в плащ, как в одеяло, и покрепче связать руки. Мальчишка успокоился только ко второй половине ночи и забылся тревожным сном. Мое солнце не отходила от него ни на минку.

— Он выживет? — спросил я, перерезая веревки, связывающие руки Ходящего, — в них больше не было необходимости.

— Не знаю… Должен.

Мне не понравился ее ответ. Да и сама Ласка была слишком уж спокойна. Я знал, что так бывает, когда ей приходится скрывать растерянность и страх.

— Как это — ты не знаешь?

— Вот так! Я не слышала, чтобы от такого умирали. Во всяком случае, никто из Проклятых не отбросил копыта во время перерождения.

Я задумчиво крякнул, нахмурился и произнес:

— Немного не понял.

Она вздохнула и положила руку на лоб Шена:

— Перерождение, Нэсс. Во всяком случае, так называла это состояние Гинора. Все, кто участвовал в Темном мятеже, прошли через подобное.

Я посмотрел на нее, потом на бледного Целителя, затем на висящую в темном небе половинку луны:

— С тобой тоже было такое?

— Нет. Гинора сразу учила меня и свету и тьме. А здесь ситуация другая. Они все знали лишь светлую «искру» и пришли во тьму после того, как долгое время применяли другую магию. — Она указала на Целителя. — Это плата. Тело расплачивается за то, что его владелец коснулся Дара иной сути.

— Мм… Скажи, а ты ему разъяснила, что его ждет?

— Нет, — спокойно ответила она.

— Думаешь, если бы он узнал, то отказался?

— Нет. Не думаю, — кисло ответила Лаэн. — Да и не в этом дело. Можешь мне не верить, но я просто забыла. Гинора говорила об этом только один раз. Тот разговор просто вылетел у меня из головы, и я вспомнила о нем, лишь когда Шена уже «накрыло».

Мы помолчали, прислушиваясь к неровному дыханию Целителя.

— Что с ним теперь будет? — наконец спросил я.