Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Рано мне к червяквакам.
— Таква и она таква думать. Потому и лечить твой. Мы так считать.
— Она? — тут же насторожился я.
Он заворчал, квакнул на низкой ноте и вздохнул:
— Кванечно. Она. Или твой бы не быть так бодр.
— Кто она?
— Ведьма. Отравляющая Болото.
Мне потребовалось несколько ун, чтобы вспомнить, что Отравляющая Болото — прозвище Проказы у народа блазгов. Подтвердились мои худшие опасения — мы попали в цепкие лапы одной из Шести.
Дурак! Самоуверенный
— Давно я здесь?
— Четыре раза солнце вставать.
Четыре дня!
— Меня привели одного?
— Твой совсем ничего не помнить, человече? Да. Твой был один.
— А женщина? Ты что-нибудь слышал о женщине?!
— Нет. Никваго, квароме тебя. Твой самка? — заинтересовался он.
— Да.
— Если ее и держать, то не здесь.
— А где? — встрепенулся я. Мысли о том, что могло случиться с Лаэн, не оставляли меня.
— Квагун знать. Мы не знать. Сейчас ночь. Пора пузатой ласковой луны и сладких звенящих песен. Но я давно не петь, а луна перестать быть ласковой к моя. Я жить, когда светло, а не когда ночь. Спи и твой, человече. Спи. Утро вечера светлее. Если твой лечить, значит, твой нужен Квагуну. И Отравляющей Болото. Значит, будешь жить. И с твой самкой все будет хорошо. Мы верить в это.
Он затих, и я не стал приставать к нему с расспросами. Вряд ли блазг знает больше, чем рассказал. До самого утра я так и не сомкнул глаз, беспокоясь о судьбе Лаэн.
С учетом того, что здесь не было даже маленьких окошек, утро ничем не отличалось от ночи. Такая же темень. Никто из тюремщиков не озаботился принести факел. Впрочем, как и еду с водой. Только сейчас я почувствовал, насколько голоден.
— Эй, блазг!
Зашуршала солома.
— Что твой, человече?
— Здесь кормят?
— Иногда, — рассмеялся он. — Ты вовремя спросить. Юми уже слышать шаги. Ква нам идти.
Я не успел спросить, кто такой Юми. В отдалении лязгнул засов, противно скрипнули давно не смазываемые петли, затем раздались шаги. С каждой уной становилось все светлее и светлее.
Двое. Набаторцы. Солдаты. У одного за спиной висел арбалет. Он же нес фонарь, а его товарищ, пыхтя, — поднос с едой.
Арбалетчик повесил фонарь на скобу, подошел к моей камере.
— А! Пришел в себя. С возвращеньицем.
— Заткнись, — хмуро бросил второй. — Забыл, что тебе сказали? Не разговаривать с ним!
— Да ладно тебе, Злой, — отмахнулся набаторец. — Кто же узнает?
— Думаешь, от нее хоть что-то можно скрыть, Лось? Помоги лучше еду раздать.
Тот сразу же помрачнел и заткнулся.
В полном молчании он открыл решетку, поставил на пол тарелку с похлебкой, кружку какого-то фруктового пойла и положил ломоть черного хлеба с куском овечьего сыра. Я не дергался, потому что Злой направил на меня заряженный арбалет.
Оставшаяся снедь, а на подносе ее было намного больше, чем досталось мне, отправилась в соседнюю камеру.
— К стене! — отрывисто приказал Злой.
Свет от фонаря падал в мое узилище, а клетка болотного жителя оставалась почти такой же темной, как и прежде. Не знаю, как надсмотрщики там могли хоть что-то рассмотреть.
— Держи его на прицеле.
— Держу. — Тот направил оружие в темноту. — Порядок тебе знаком, блазг. Замри. И все у нас будет хорошо…
— Готово. Пошли.
Звякнул ключ.
— Пользуйтесь щедростью госпожи. Была бы моя воля, я бы вас не кормил.
— Значит, нам повезти, — послышалось из камеры блазга.
— Да идем же! Хрен ли с ними трепаться?
— А с ними никто не запрещал, — ответил Лось, но послушался и снял фонарь с крюка.
— Эй! Долго мне тут сидеть?!
— Да пошел ты! — огрызнулся Злой.
— Фонарь оставь, скотина! — заорал я, но мои слова прошли мимо их ушей.
— Есть можно и в темноте, — сказал блазг, когда тюремщики ушли.
— Как тебя зовут?
— Гбабак. Гбабак из семьи Восточных болот. И Юми. Только он стесняться твой.
— Юми? Вас там, что ли, двое?
— Да.
— Твой друг ведет себя очень тихо.
— Говорить ведь твой. Он твой стесняться.
Надо же! Какой стеснительный блазг. Если их камера так же «велика», как моя, интересно, как они там помещаются?
— Юми — странное имя для блазга.
Раздалось веселое кваканье.
— Твой смешной, человече. Юми говорить, что еще такваких не встречал. Юми не блазг. Он — вейя.
Вейя? Название мне ничего не говорило. Вейя может быть маленьким зеленым головастиком с крылышками, а может лохматым рогатым хомяком размером с матерого волка. Кто такой вейя, забери меня Бездна?!
— А как называют народ Юми люди? — осторожно поинтересовался я.
— Такваже. Вейя. Не слышать?
— Нет.
— Юми говорить, что не удивляться. Он маленький народец. Жить, где гора встречать болото. Лес Видений вы его назвать. Слышать о такваком?
— Да.
Теперь мне стало более-менее понятно. Лес Видений находится на узкой полоске земли, тянущейся вдоль южной границы Блазгских болот и Самшитовых гор. Об этом месте многие слышали, но совсем немногие там смогли побывать. С одной стороны — отвесные пики, с другой — бесконечное болото. Гиблое место. Да и лесок, несмотря на то что никогда не сравнится размерами с Сандоном, Улороном и Рейнварром, по слухам, населен такими тварями, что соваться в него чревато крупными неприятностями.