Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
Рона села, подтянула колени к подбородку и, обхватив их руками, стала раскачиваться из стороны в сторону. Ее взгляд потерял осмысленное выражение, по щекам текли слезы, а губы раз за разом повторяли:
— Пожалуйста, госпожа! Пожалуйста! Не наказывайте меня! Не надо больше боли! Пожалуйста, госпожа! Не отдавайте меня Кире! Пожалуйста!
Мои попытки успокоить ее ни к чему не привели. Надо было идти дальше, но я не мог оставить девчонку одну. Не в таком состоянии и не после того, как она спасла мне жизнь.
Не знаю, что
— Плохое место, человече. Одни мертвые. Много мертвых.
— Вот так, собака. — Юми дотронулся пальчиком до ледяной статуи. Не удовлетворившись осмотром, он попробовал Киру на зуб и скривился от отвращения. Не знаю, чего он ожидал, но вкус ему явно пришелся не по душе.
— Квато бы сюда не приходить, он уже уйти. Следы. Много следов. На улице.
— Тем лучше для нас. Отведите девчонку во двор. Ей нужна помощь. Найдите моего друга. И будьте с ней аккуратны. Она маг.
Блазг с пониманием покосился на ледяную Киру и кивнул.
— Это мои друзья, Рона, — на всякий случай предупредил я девушку. — Они тебя не обидят. Иди с ними. Хорошо?
Удивительно, но она послушалась. Я бросился по коридору в сторону кухни. В доме властвовала тишина, и это пугало намного сильнее, чем встреча с каким-нибудь порождением сдисской магии. Или Проклятой.
— Лаэн! — не выдержав, заорал я. — Лаэн!
Нет ответа.
От двери, преграждающей вход в кухню, осталось одно воспоминание. Удар гигантской кувалды разнес ее на множество острых длинных щепок. Теперь ими был усеян весь пол…
Стол оказался перевернут и расколот пополам. Белая скатерть залита мятным шафом, вареньем, медом и кровью. Еда валялась на полу вперемешку с битой фарфоровой посудой и ярко-красными яблоками. Один из шкафов лежал на боку, точно ширма закрывая от меня западный угол комнаты. Стекол в окнах не было, и залетевший в комнату ветер играл с короткими рыжими занавесками, не обращая внимания на мертвых некромантов. Несмотря на сквозняк, здесь все еще висел странный, кисловато-сладкий, щекочущий ноздри запах.
Шестеро. Все с алыми кушаками.
Мелкие фарфоровые осколки дорогой тонкой посуды ломались под подошвами сапог. Я осторожно, стараясь держаться стены, начал обходить комнату по кругу и, сделав несколько шагов, остановился. Взгляду открылась та часть помещения, что раньше была скрыта упавшим шкафом.
Рядом с буфетом, раскинув руки, лежала Проказа.
Невзирая на то что она смогла уничтожить шестерых колдунов, ее убили. Кто-то подгадал момент и ударил старуху в шею ножом с пожелтевшей рукоятью. «Гаситель Дара». После него Целительница не могла выжить.
То ли убийца торопился, то ли испугался, то ли артефакт ему был без надобности. Этого я не знал. Но он не стал забирать бесценное оружие себе. Оставил там, где ему самое место — в теле одной из Шести.
Уже безо всякой опаски я подошел к ведьме.
Теперь ее седые волосы казались неряшливыми и грязными. Лицо — обрюзгшим, пожелтевшим и обиженным. Неподвижные, широко распахнутые глаза — дешевыми блеклыми стекляшками. Подол юбки при падении приподнялся, обнажая белые, рыхлые, испещренные множеством широких синих вен голени.
Сейчас в Проказе не было ничего от грозной, наводящей ужас на тысячи людей Проклятой. Передо мной лежала всего лишь мертвая, жалкая, несчастная старуха.
Я выдернул нож из ее горла, вытер о скатерть. Заглянул в соседнее со столовой помещение. Там, в большой бадье, поднималось тесто. Два кота, белый и черный, безмятежно лакали молоко из мисок.
Подойдя к буфету, я выдвинул ящик и сразу же обнаружил сумку Шена, а в ней четыре костяных наконечника. Эти сокровища я, не раздумывая, присоединил к ножу. Уже собираясь уходить, увидел на полу небольшую книжицу, лишь каким-то чудом не залитую кровью Проклятой.
Мне стало любопытно, и я поднял книжонку, отметив про себя, что она достаточно старая. Открыл на загнутой странице и увидел мелкий, разборчивый почерк:
«Думаю, все, что мы считаем основой магии, — Дар, «искры», плетения — не могут устоять перед ней. Конечно, сами по себе они — огромная сила, бесконечный источник возможностей и созиданий, но все равно жалко проигрывают главной силе нашего старого мира — любви. Возможно, со стороны это звучит смешно и наивно, но я прожил достаточно долго и открыл немало тайн, для того чтобы утверждать — нет ничего сильнее любви. Это самая великая магия. Она сама по себе содержит такую «искру» и такие возможности, что освоившим это чувство без остатка…»
Я посмотрел на обложку.
«Заметки на полях. Кавалар».
Хотел отбросить в сторону, но тут вспомнил, что это имя несколько раз упоминала Лаэн. Кавалар — так звали Скульптора. Возможно, моему солнцу будут интересны эти записи. Бросив на тело Проказы последний взгляд, я вышел в коридор.
— Лаэн!
Нет ответа.
Я прошел весь первый этаж насквозь, затем поднялся на второй и заглянул в каждую комнату. Не пропустил даже кладовок. Там, где обрушилась крыша, пришлось перебираться через завалы, но никого, кроме четырех мертвых слуг, найти не удалось.
Возможно, Ласку держали не в доме, а, так же как и нас, в одном из сараев? Во дворе. Я бросился вниз по лестнице. Выскочил на улицу. Конюшни догорели, а вот примыкающие к ним поля с высокой травой — пылали. Солнце сожрали тучи. Похолодало, ветер пах дымом, одуряющей горечью полыни и первым осенним дождем.
— Лаэн!
Быстро темнело и следовало поторопиться — ночью, да еще в грозу, я вряд ли смогу отыскать хоть что-то.
— Лаэн!
Я, не переставая, звал ее…
Под ноги выскочил Юми. Он поманил меня за собой: