Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Привет, Пень. — Мое солнце поздоровалась первой.
— Привет, привет. Как добрались?
— Удачно.
— Не вижу ваших провожатых. Где их потеряли?
— Им не повезло, — ответил я.
Больше наш собеседник не улыбался.
— Пень, — влез в разговор плечистый. — Нам их обыскивать?
— Заткнись, — бросил красномордый, и этот приказ подействовал на людей Молса как удар хлыста. — Не повезло, — словно смакуя эти слова, произнес Пень. — Всем и сразу?
— Да.
— Неужели Кнут зарвался? — В его голосе проскользнули нехорошие нотки. Пень был дружен с моим
— Нет. Ему и вправду не повезло. Нарвался на ловкого набаторца.
— Жаль. — Было непонятно, поверил он мне или нет. — Гнус и Бамут тоже?
— Не совсем. — Лаэн посмотрела ему в глаза. — Они зарвались.
— О, — протянул тот. — Обидно. Хорошие были люди.
— Вне всякого сомнения. — Я был необычайно серьезен.
— Забери меня Бездна! — внезапно воскликнул тот, кого называли Лугой. — Серый!
Эта новость произвела на окружавших нас громил очень большое впечатление. До них наконец-то дошла связь между загадочной поездкой Кнута, Гнуса и Бамута, у-таком в руках Пня и приездом мужчины и женщины.
Теперь на нас смотрели во все глаза, а Луга отошел от Лаэн как можно дальше. Было заметно, что он воспринимает слова Пня про отрывание конечностей в самом буквальном смысле. У Ласки за время ее работы в Альсгаре сложилась не самая лучшая репутация.
— Ты слишком догадлив, — обманчиво тихо сказал Пень. — До добра это не доведет, понимаешь меня?
«Малыш» побледнел пуще прежнего:
— Да.
— Знаю, что соблазн растрепать об этом на каждом углу будет очень велик, как и желание заработать немного соренов, но, прежде чем ты раскроешь рот, подумай вот о чем. Деньги еще надо получить, Йох далеко, а я рядом. И твоя семья тоже. Ты ведь умный малый, не так ли? — вкрадчиво поинтересовался краснолицый гийян.
— Я не собираюсь болтать.
— Вот и славно. Ступай. Занимайся делом. Вас мое предупреждение тоже касается. Надеюсь, никто здесь не думает, что десять тысяч соренов гораздо лучше, чем мое недовольство и… семейные неприятности? Вот и чудесно. Гелл, ты за своих ребят отвечаешь головой.
— Мы не будем трепаться. Знаешь же, — обиженно сказал плечистый.
— Знаю. Серый, Ласка, прошу в дом.
— Круто ты с ними, — сказал я, когда мы оказались внутри.
— Иначе нельзя.
— Не думаешь, что подобное обращение не пойдет на пользу?
— Глупости! — фыркнул Пень. — Они знают, что я часто лаю, но кусаю только по делу.
— Ты не кусаешь. Ты рвешь.
Он негромко хохотнул, вернул мне у-так, предупредив на всякий случай:
— Не балуй.
На улице уже порядком стемнело, и в доме зажгли свечи. Лежащий на полу дорогой бордовый ковер глушил наши шаги. Пень остановился у двустворчатых дверей, толкнул их:
— Вваливайтесь.
Комната оказалась велика, ярко освещена свечами, стоящими на большом, накрытом белой скатертью столе.
Раздалось три негромких хлопка в ладоши. Аплодировала высокая пожилая женщина. У нее было приятное лицо, большой рот, волевой подбородок. Поседевшие волосы убраны под белый накрахмаленный чепчик. Одежда простая, если не сказать скромная. Глядя на нее, милую и добрую хозяйку пекарни, никогда не скажешь, что перед тобой глава гильдии гийянов юга и один из самых влиятельных людей в преступном мире Альсгары. Та, что взяла себе имя Молс. Ее видели лишь избранные, которых можно пересчитать по пальцам на обеих руках. Она всегда предпочитала оставаться в тени, общаясь со всеми, кто на нее работает, через Пня. А тот уж постарался, чтобы все считали, что Молс мужчина. Даже знающие люди во время разговоров друг с другом предпочитали о Молсе говорить «он». Так привычней и… безопасней.
— Браво, мои хорошие. Браво. — Она встала из-за стола. — Вам почти удалось всех надуть.
«Почти» не считается, Молс, — сказал я.
Она была спокойна, улыбчива и всем видом показывала, как рада нас видеть. Добрая тетушка, встретившая племянников после долгой разлуки.
— Как сказать. Тем пожаром вам на время удалось обмануть даже меня.
— Но не Ходящих.
— О да. Они были подозрительны, но годика через два успокоились. Во всяком случае, мне так стало казаться. Присаживайтесь, не стойте, словно чужие. Сейчас будем ужинать. Пень, распорядись. Рада, что вы все еще вместе. Я всегда говорила, что Серый и Ласка красивая пара. И работу выполняете — загляденье! Помните те времена? Не времена, а золото!
Мы умели понимать намеки. Лаэн достала из заплечного мешка заранее приготовленный кошелек и положила его на стол. Пятнадцать монет по сто соренов каждая — доля Молса за наше последнее дело. Пускай мы и действовали не через гильдию и в принципе могли не платить десятую часть гонорара, но жадничать не стоило. Проще выдать причитающееся и сохранить хорошие отношения. Полторы тысячи соренов — некоторые не смогли бы заработать подобной суммы даже за пять жизней. И, что самое смешное, — мне было их не жаль.
Молс взяла кошелек, ослабила завязки, заглянула внутрь:
— Так вот сколько стоила жизнь той Ходящей. Когда я узнала о случившемся, посчитала вас глупыми. Но, как вижу, это стоило того. Кстати говоря, хорошо сработал. И ушел красиво. Огоньки разнесли соседние дома, но через четыре дня нашли лук, и оказалось, что ты стрелял не из самой удобной позиции. Кое-кто ради интереса пытался повторить твой трюк, но у него ничего не вышло.
Она положила деньги на край стола и, казалось, забыла о них, увлеченная разговором. Пока накрывали на стол и шел ужин, Молс болтала без умолку на разнообразные темы, начиная от погоды и заканчивая ценами на муку. Порой нам удавалось вставить какую-нибудь реплику. Пень часто хмурился и больше пил, чем ел. И только после того как со стола убрали приборы, мы перешли к делу.
— Вы надолго в городе? — спросила Молс.
— Как получится, — уклончиво ответил я. — А ты не собираешься уходить?
— Куда же я пойду? Вся жизнь прошла в Альсгаре, теперь уже поздно сниматься с насиженных мест. Слишком старая.
— Осада тебя не волнует?
— Ты о голоде? У меня хватит запасов, чтобы прокормить и себя и мальчиков. К тому же до осады далеко. Набатору придется пройти через нашу армию.
— Отчего-то я не сомневаюсь, что пройдут. Если начнется голод, то пекарню первым делом почистят.