Ветер из Ига
Шрифт:
Сам Ким-Дзатаки решил поберечься, войдя в замок только после своих людей.
— Прошу вас, Хаято, не трогайте в замке ничего и постарайтесь без особой надобности не прикасаться к стенам, там могут быть отравленные иглы. — Он поморщился, наблюдая за тем, как юноша рвется в бой. — И еще огромная просьба — не оставляйте живых. Прошу вас, мы даже не представляем, насколько эти люди могут быть опасными.
По сигналу Хаято самураи первой сотни двигались по небольшой каменной лестнице наверх, послышался звон оружия, кто-то повалился назад, сбивая с ног не успевших свернуть воинов.
— Пустое. — Ким-Дзатаки
А ведь действительно что-то было не так, не по душе. Возможно, недовольство вызывал сам подлый прием, который он был вынужден применить против клана ненавистных синоби. Но с другой стороны, кто он и кто такие синоби, сиречь ниндзя, как будут называть их уже в восемнадцатом веке. Убийцы, до которых любому самому продвинутому самураю пёхать и пёхать. Решись он на открытый честный поединок — и полетели бы с него клочки по закоулочкам. Синоби шутить не любят. Синоби всегда выполняют то, что наметили, то, что поклялись сделать.
Неправда, что синоби начали охоту на него, Токугава Дзатаки, только несколько дней назад, умный Хидэтада с самого начала знал, что с Дзатаки что-то не так. Что-то неправильно. Проклятые синоби уже давно подкрадывались к хозяину гор Синано. Так что Ким не раз ловил себя на малодушных мыслях: покинуть к чертовой матери опасное тело и спрятаться где-нибудь подальше отсюда, где тихо и спокойно. Жить жизнью простого крестьянина или рыбака, каждый день смотреть на воду и цветы, наблюдая за тем, как подрастают дети. И никогда, никогда больше не испытывать подобного ужаса. Ким панически боялся синоби, боялся, когда жил в теле даймё Киямы из рода Фудзимото, боялся теперь. Оттого он годами сидел безвылазно в своих замках, окружая себя самыми лучшими воинами Японии, не спал подряд и двух раз в одной и той же комнате, а его стража каждый день меняла внешние и внутренние пароли, чтобы мышь не могла прошмыгнуть на территорию князя Синано.
И вот теперь он получил наконец возможность покончить с проклятыми синоби раз и навсегда.
Должно быть, наверху удалось наконец открыть кованые двери, так как вся вооруженная толпа воинов повалила внутрь.
— Ну, вот и славненько, теперь авангард угодит в первые ловушки, войску достанутся более изысканные и запрятанные, а мы войдем вместе с арьергардом, последними, в уже безопасный замок. Безопасный ли? — Его сердце замерло, горло стянуло дурное предчувствие. — Что-то не так. Что-то должно было произойти… Уж слишком легко все прошло. Девка на улице, старик, лазающий по крышам… разве это сопротивление ниндзя, о которых в ХХ веке будут снимать фильмы и писать книги? Ни в коей мере. Или, может быть, это и не они?
Дзатаки поднялся в замок одним из последних. У дверей валялась растоптанная стража, Ким-Дзатаки даже не поглядел в их сторону. Несколько женщин лежали на полу в скорченных позах, все мертвые. Пара изрубленных на куски мужчин в черном. Несколько своих раненых, с десяток трупов.
— Все пустое, все не то. — Дзатаки стиснул плечо первого подвернувшегося под руку воина и, кивнув в сторону преставившихся баб, попросил, на всякий случай, расчленить их на мелкие кусочки, что парень и кинулся выполнять. Не желая быть свидетелем надругательства над трупами, даймё отошел в сторону, исследуя стену.
— Господин, извольте выслушать меня, господин. — Рядом с Дзатаки возник низкорослый сотник Кадзума. — У меня в прошлом году жена от родов того, — он хрюкнул, смахивая несуществующую слезу, — померла. Так, может… — он замялся, — эй, ребята, подь сюды и тащи эту.
Двое рослых самураев притащили упирающуюся женщину с окровавленным лицом и безучастными глазами.
— Завсегда, когда замки брали, добычу с собой разрешали взять. — Он деловито почмокал мясистыми губами. — Так вот она моя добыча и есть. Ничего отсюда больше не желаю.
— Казнить! — Лицо Дзатаки сделалось непроницаемым, глаза горели гневом.
— Да к чему ее рубить-то? — возмутился сотник. — Баба есть баба, какой от нее вред? Мне же в хозяйстве без женщины не прожить, потому как хозяйство без женщины — это…
— Казнить немедленно! — взвыл Дзатаки, на всякий случай отходя как можно дальше от пленницы.
— Да почему же казнить?! Вы, главное дело, выслушайте меня, господин. Баба эта — крестьянка из деревни, что при замке, никакая она ни синоби. Ничего такого не знает, ничему в жизни не училась. В глаза небось этих самых синоби ни разу не видела, рядом не лежала… Или лежала? — Он почесал в затылке. — Да мало ли кто с кем лежал. К тому же немая она — сами поглядите, язык давным-давно вырезан. Клад, а не жена!
— Не казнишь бабу, сам, своими руками срублю твою голову и на пику надену, — пригрозил Ким-Дзатаки сотнику, после чего тема оказалась исчерпанной, и вопрос отпал сам собой.
— Может, хоть оружие забрать? — сунулся к нему кто-то из младших офицеров. — Оружие-то у проклятых больно хорошо.
— Оружие? — Дзатаки знал, что самураи не могут отказаться от оружия. — А если оно отравлено?
— Так помоем, — десятник пожал плечами.
Ким махнул рукой, разрешая забрать с собой оружие. В этот момент кто-то толкнул его, и Дзатаки увидел Хаято с мечом в руках.
— Прошу вас, отец, помолчать несколько минут. Это не оскорбление, покорнейше прошу. — Юноша огляделся, прислушиваясь непонятно к чему. Повинуясь, остальные самураи прекратили треп, слушая вместе со своим сотником.
— Как будто кто-то плачет, — первым разобрал Кадзума.
— Точно плачет. Дух злой под крышей гуляет.
— Да это не под крышей, где-то внизу, в подполе, что ли, — раздалось сразу же несколько голосов.
По команде Хаято с десятком его приближенных самураев выбрались из замка и, стараясь не шуметь, поползли под пол, то и дело прижимаясь к земле и слушая непонятные звуки.
— Тут оно! Тут! Нашел! — наконец донеслось до Дзатаки, и в следующее мгновение даймё легко спрыгнул с крыльца, присоединившись к своим самураям.
— Дверь в подпол. Замаскировали, гады, — показал на стальное кольцо толстомордый самурай по кличке Ядро, настоящее имя вылетело из головы Кима, но сейчас ему было не до него. — Не иначе как там, гады, запрятались или пленников держат.
— Пленников? — Дзатаки задумался. С одной стороны, освобождение пленников — дело, без сомнения, благое, с другой — он рассчитывал, что о его вылазке никто не узнает. А освобожденные пленники — это, как ни крути, свидетели. — Не лезь первым, — напутствовал он Хаято. — Мало ли что там еще может быть.