Ветер над рекой
Шрифт:
Ровный рез под углом около сорока пяти градусов. Чтобы сделать такое лопатами недостаточно одной ночи. Что это за фокусы?
На изгибе берега Иван увидел человека, своего дядю, который стоял, держась двумя руками за волосы, и смотрел на землю. Что интересного он там увидел?
– Привет Вань, – послышалось сзади. Он обернулся. Иван Ильич, подпрыгивая на своих протезах, довольно шустро догонял его.
– Что это тут произошло?
– Здравствуйте дядя Ваня. Я не знаю, сам только увидел.
– Там-то кто? – спросил дед, указывая рукой в сторону стоящего мужика.
– Дядя Стёпа.
– А
– Не знаю, идем, посмотрим.
Они пошли по краю нового берега.
– Как будто ножом срезали, – удивлённо проговорил дед.
– Да я тоже так подумал. Инопланетяне? Может быть.
Дед почесал голову.
– Пока что у меня только такой объяснение. Оно мне кажется наиболее логичным. Прилетели на своем космическом корабле и лазером прорезали.
– А разве он не оплавил бы землю? – начал размышлять вслух Ваня.
– Я конечно не ученый, но, наверное, оплавил бы. Попав в воду, он, скорее всего, здорово бы шипел, – развивая эту мысль, ответил Иван Ильич, – но я ничего не слышал ночью? А ты?
– Нет.
– И я нет.
Они уже подошли довольно близко к дяде Ивана, когда тот обернулся и крикнул:
– Ваня, не ходи сюда.
Иван остановился.
– Сходи за отцом, пожалуйста, – немного тише произнес дядя.
– Хорошо, я сейчас сбегаю, – и побежал домой.
Иван Ильич пошёл к Степану.
Отец, уже спускаясь с горы, увидел изменения, произошедшие с берегом.
– Вань ты куда?
– Дядя Стёпа за тобой отправил.
Солнце скрылось за небольшою тучей и от водной глади перестали отражаться блики. Стало хорошо видно противоположный берег, на котором помимо Виктора, машущего руками, была ещё его мать. Она тоже удивлённо смотрела на берег, не понимая, что произошло. Ваня с отцом подошли к деду со Степаном.
– Что тут? – спросил отец и глубоко выдохнул.
– Ёшкин ты пёс, хмурый! Как же тебя так, – отец закрыл рот ладонью.
На самом краю вновь образовавшегося берега лежал их друг хмурый. Не весь, только верхняя его часть. Чуть пониже нижнего ребра всё отсутствовало. Что бы это ни был за нож, который выровнял речной берег, он был очень острым. Если не брать во внимание пытающиеся вывалиться внутренности, то не нужно было быть хирургом, чтобы увидеть насколько ровный был разрез. Кровь окрасила землю, и стекала прямо до воды.
– Кто-нибудь что-нибудь ночью слышал? – спросил отец, осмотрев всех.
Все молчали.
– Стёпа, ты на улице спал. Видел что-нибудь?
Дядя Стёпа, молча, помотал головой.
Надо милицию вызывать.
– Отец, ты ничего не слышал? – обратился Николай к Ивану Ильичу.
– Не. У нас тоже самое по всему берегу. Только вот около ваших домов осталось живое, а дальше вниз по течению всё также срезано.
– Сбегай домой, Иван, попроси маму, чтобы вызвала милицию. Пусть скажет, что здесь что-то произошло, скажи, что труп есть, приедут быстро.
– Блин, будто ножом срезали, – произнёс Николай, глядя на свежую землю на краю берега.
– Нам с сыном твоим мысль пришла об инопланетянах, пока что другого адекватного варианта не придумали, – пояснил дед.
– С инопланетянами так-то вообще адекват.
– Как бы то ни было, у меня ничего не пришло в голову более правдоподобного.
– Может учения, какие-то военные? – предположил Степан.
– Оружие новое? Что это за оружие, которое такое делать может?
– Что с Хмурым делать будем?
– Пока менты не приедут, пусть лежит, место преступления вроде как.
***
Посёлок пережил первое изменение. Жители пребывали в некотором шоковом состоянии. С высоты птичьего полёта можно было видеть, что срез вдоль берега реки заканчивался почти сразу за посёлком с обеих сторон. Пострадали в эту ночь семь человек: Хмурый, пять из семи байдарочников, которые легли спать недалеко от своих байдарок. Их тела не нашли, или смыло и унесло, или завалило берегом, который осыпался воду. Копать планировали, да только дальнейшие события не дали такой возможности. Ещё один подросток, проводив свою девушку, возвращался домой через единственный бетонный мост в поселке, который обрушился и завалил его бетонными глыбами. Он бы, наверное, мог рассказать, что произошло ночью, так как был единственным, кто что-то видел, да только вот говорить он больше не мог. Все остальные спали и узнали о произошедшем только утром.
4
– Тёть Тань обратился высокий молодой человек крепкого телосложения одетый в сине-голубой санитарный костюм бабушке преклонного возраста, – опять домой не собираетесь?
На часах было уже половина двенадцатого ночи.
– Третий день уже домой не ходите.
– Так что мне дома делать? Я же одна живу в комнате, а здесь Данилка что-то приболел, плохо совсем себя чувствует.
Тёте Тане на вид было уже лет под восемьдесят, она была невысокого роста с сильно высушенным, морщинистым лицом, тонкими иссохшими ладонями. Лицо излучало всемирную доброту, и все её знали, как самую добрую старушку в мире. Только вот Татьяна было её не настоящее имя. Привезли ее в эту больницу, когда она потеряла память. Сначала она была просто пациентом, но память к ней так и не вернулась, из родственников никто не обратился, и она стала помогать, работать в отделении психологической помощи. Это было особое отделение, где находились люди с различными психологическими отклонениями. Татьяна помогала менять постельное белье и многие пациенты с удовольствием общались с ней, а сама она очень сильно привязалась к тридцатидвухлетнему пациенту, которого называла Данилка.
От Данилы отказались родители в самом детстве, когда в трехлетнем возрасте начали замечать, что ребёнок имеет психологические отклонения. Хорошо это или плохо уже неважно. Если нужно судьба их сама накажет, а если нет, значит – нет. Данила не агрессивный, замкнутый в себе. Он никогда не разговаривал, всё время находился в своей палате и выходил только в туалет и на обед, под присмотром санитаров. И вот тётя Таня начала с ним разговаривать. Другие тоже раньше пытались с ним говорить, но он никому не отвечал, а вот с тетей Таней начал. Разговаривал Данила на своём языке, ломаном, состоящем из наборов слогов. Но постепенно старушка начала его понимать. Рассказать ему было нечего, всю свою жизнь он видел только, что четыре стены да людей, подобных ему.