Ветер перемен
Шрифт:
Так и сейчас, поначалу была увлеченность работой – чистила не спеша, тщательно, иногда сравнивая участки травы до и после, и медленно продвигалась, отвоевывая у леса метр за метром. Тем самым она утверждала свое положение хозяина данного места, а быть может, служила лесу, которому также надо было дышать. И лес её принимал, давал возможность почувствовать себя здесь сильной и спокойной.
Друзья иногда спрашивали:
– И не страшно тебе здесь одной?
А она не понимала этого вопроса, но привыкла к нему и в ответ только улыбалась. На самом деле она не знала, как это может быть страшно дома? Дом, он защищает, а домом она чувствовала все пространство вокруг. За ним надо только ухаживать, заботиться, и тогда он откликается в ответ.
Постепенно мысли о делах вернулись и закружили в привычном танце.
«Что дальше делать? Не могу я постоянно
На душе вновь стало больно, и какая-то необъяснимая тоска затянула горло. Так бывает от осознания ошибки либо от убеждения себя в том, что ошибся.
«Ну, зачем ты себе врешь? От коллег ты не чувствовала искренности, была какая-то постоянная игра в хорошие отношения, клиенты смотрели как на вымогателя денег. Конечно, финансовый аналитик в консалтинговом агентстве, пусть даже престижном агентстве, пусть даже хороший аналитик, чего еще ждать? А кто сказал, что хороший? Да и доход не весть какой.»
Ольга отвлеклась на пролетевшую совсем близко птицу, заметила, что за размышлениями почистила большой кусок.
«Ну, хоть что-то сделала хорошего, – и тут же вернулась прежняя волна. – А кому я принесла реальную пользу? Неужели я для этого родилась – для финансовых консультаций? А почему бы нет? Ну, если бы это было так, то я бы не мучилась так в своих размышлениях, а спокойно работала. Работает ведь Макс и прекрасно работает, и цветет, и не переживает, не мучает себя».
И Ольга снова вспомнила свою последнюю командировку к клиентам, в небольшой город в области, на достаточно крупное машиностроительное предприятие, которое осталось работающим даже после прихода новых собственников – кого-то из Москвы, кого точно, она не знала, да и не зачем ей это было знать.
Она привезла тогда все расчеты, подготовила презентацию с выводами и рекомендациями. Молодые экономисты в финансовом отделе долго улыбались и заискивающе поддакивали. А главный экономист – Гордеева, женщина лет шестидесяти, та, что проработала на этом предприятии сорок лет, убрала папку с её отчетом в стол и даже не заглянула в неё, лишь посмотрела устало на её подготовленное к презентации лицо. Она единственная на этом предприятии вызывала у Ольги уважение!
И Гордеева была права. Кто, как ни она, понимал реальную финансовую ситуацию предприятия, когда она вынуждена брать кредит, чтобы выплатить зарплату сотрудникам. Любой консультант скажет, что этого нельзя делать, надо срочно закрывать производство и заниматься продажами для обеспечения финансового потока и маркетингом, чтобы понять, что надо клиентам. Но они прошли иную школу жизни, они с этими людьми сорок лет ходили через одну проходную, и они понимали, что только сотрудники могут вытащить предприятие, надо лишь поставить правильную цель и задать волну подъема. Но сделать это было некому, так как предприятие возглавлял ставленник новых акционеров – человек слабый, неуверенный и, самое главное, не понимающий реальности. Он не знал производства, ничего не понимал в финансах и, что может быть важнее всего, не умел сотрудничать, не слышал людей и не считался с ними. Внешне он выглядел грузным и суровым, с большой массивной шеей, на нем всегда были какие-то мешковатые пиджаки, в карманах которых лежало несколько носовых платков, и большие, слегка затемненные очки. При такой массивной шее было удивительно, как он может поворачивать голову, но по его репликам в адрес окружающих, казалось, что он видит вокруг на триста шестьдесят градусов. В дополнение к этому он носил фамилию Савин, в связи с чем и был назван сотрудниками Филином. Когда он начинал кричать, то постоянно вытирался платком – лоб, шею, а потом комом засовывал этот платок в карман. В связи с этой привычкой у подчиненных сложилось устойчивое убеждение, что агрессия в нем сопровождается сильным потоотделением. Некоторые очевидцы говорили, что эта же физиологическая проблема проявлялась и когда он разговаривал по телефону с кем-то из собственников. При этом он испытывал обратное чувство – страх. Он бледнел, кланялся кому-то невидимому, часто сглатывал слюну, словно пытался проглотить то, что мешало ему говорить.
К Ольге и её коллегам он относился с показным уважением – их команда была приглашена собственниками. Он всегда находил время обсудить какие-то вопросы, но уже после первой встречи Ольга поняла, что все эти разговоры – просто пустота, трата времени и не более того. Она прибегала к встречам с ним лишь в том случае, когда необходимо было решить какой-нибудь срочный вопрос. А Филин каждый раз, встретив её в чьем-нибудь кабинете, странно улыбался и сообщал о своих ожиданиях отчета и рекомендаций.
Он двигался по коридорам, никого не замечая по сторонам, а когда сталкивался с кем-то из сотрудников, на его лице появлялось брезгливое, надменно инфантильное выражение. В офис он приходил поздно, а уходил рано, и, если его просили решить какой-то вопрос, по причине чего он вынужден был задержаться, вся его внешность выражала подвиг, он как-то уж слишком театрально выставлял себя страдальцем за предприятие. Так он демонстрировал свою преданность «идее». Ему не верили, над ним смеялись и его боялись.
Это было видно по тому, как проходили так называемые планерки, вернее совещания, организованные в большом зале, где собиралось до сорока человек. Филин любил устраивать принародную порку – кричал на кого-нибудь, кто в этот раз становился «козлом отпущения». Это был его способ управления – обнаружить ошибку и наорать на «виновного». Тот, кого ругали, стоял при всех, как нашкодивший школьник, и вся эта процедура была настолько унизительной, что вызвала негодование у Ольги, когда она впервые присутствовала на таком «совещании». Подчиненные знали его манеру управления и выбирали стратегию – главное, чтобы не меня! В связи с чем было развито стукачество, никто не хотел брать на себя ответственность. Основной девиз верхнего эшелона – понравиться сегодня Филину, вовремя подсунуть нужную бумажку, показать нужные цифры, в общем, главное – отвести от себя удар, хотя бы на сегодня. И лишь несколько оставшихся из прежней команды управленцев не участвовали в этих спектаклях.
Их было трое: Гордеева, Портнов и Дементьев. Гордеевой осталось немного до ухода на пенсию. Портнов, раньше был главным инженером, а в настоящее время заместителем. Он был неудобным для руководства в силу своей принципиальности, но слишком хорошо знал производство, поэтому его и пришлось сохранить, понизив в должности. Портнов смотрел на свое понижение сквозь пальцы, ему это было безразлично. Предприятие – это единственное, за что он переживал. Третьим участником этой оппозиционной группы стал, как ни странно, Дементьев – айтишник, лет сорока. Он когда-то ставил на этом предприятии первую систему учета по отделам и цехам. Новые собственники все собирались модернизировать её, но жалели денег. А та первая система вынуждала многих до сих пор вести подсчет на своем компьютере, а затем вручную заводить полученные результаты в систему. Даже счеты еще были в ходу! Но он знал движение всех информационных потоков по предприятию. Эту троицу никто не трогал в своих кляузах, подобная информация словно обходила их, да и Филин, чувствовалось, побаивался этих людей, но и потерять не хотел, понимал где-то внутри себя, что на них все и держится. Они не дружили между собой, но на подобных мероприятиях всегда держались вместе.
Выйдя с того последнего совещания на заводе, Ольга остановилась у ворот, посмотрела на старую аллею передовиков сквозь лучи закатного солнца и почувствовала, как ей стало нехорошо, просто физически – до тошноты в горле. И от того, что она видела и от того, что сама говорила. Хотя, насколько могла, пыталась достучаться до генерального, хоть как-то активизировать этих троих и подключить их к процессу. Даже её непроизвольное выступление об ответственности каждого после того, как прозвучал очередной откровенный донос одного из руководителей на своего коллегу, упало в пустоту. Лишь более внимательный взгляд со стороны Гордеевой поймала на себе, но сделать уже ничего не могла. И от этого ни собственные результаты в проекте, ни деньги, полученные за работу, не радовали. Тогда она и приняла решение об увольнении, резко, в один момент. Уйти и больше с этим не сталкиваться, не видеть, как глупые случайно оказавшиеся у руля «руководители» разрушают и без того упавшие предприятия. И вот уже третий месяц она занимается собой, домом и поиском ответа на вопрос: что же делать?
– Может быть, заняться политикой? Изменить хоть что-то.
– Эко, куда вас, Ольга Владимировна, понесло! – Ольга всегда обращалась к себе в мыслях по имени отчеству, когда хотела поиронизировать над собой, – вы же непубличный человек! И слишком впечатлительный, а там нервы железные нужны.
– Ну, да, одна я ничего не сделаю, а за кем бы стоило пойти, не видно. Можно преподаванием заняться. Кого только учить? Детей? Тогда надо школу свою делать. Нужны деньги, люди. И чтобы чего-то добиться, надо будет жизнь положить.