Ветер с севера
Шрифт:
– Странную нить прядут норны для меня, если сегодня я рисковал жизнью, спасая эту бестию…
«Разве вам, язычникам, неведомо, что значит платить добром за зло?» – вспомнил он. Сегодня он поступил именно так, то есть по-христиански. Иначе и не назовешь. Эта мысль позабавила его. Он поудобнее устроился на жестком ложе и лежал, глядя на пробегающие по поленьям синеватые язычки, сквозь дрему вслушиваясь в звуки ночного леса…
На следующее утро они вновь пустились в дорогу. Следуя за Ролло, Эмма спросила:
– Если ты вчера все время шел за мной по пятам, то должен был заметить норманнскую лодку, шедшую по реке
Ролло поглядел на нее, словно она внезапно лишилась разума, и покачал головой.
– Ты даже не Птичка, ты цыпленок, только что вылупившийся на свет, который считает, что все, кто попадается ему на глаза, только и ждут, чтобы понянчиться с ним. Неужели ты полагаешь, что эти викинги кинулись бы ко мне с распростертыми объятиями, вместо того чтобы заковать в цепи, едва я заговорил бы на их языке? Учти, девочка, чужак скорее приставит тебе нож к горлу, чем поделится куском. Встреча с твоими соотечественниками должна была убедить тебя в этом. И уж если христиане поступают так друг с другом, то что говорить о людях севера, стремящихся урвать для себя долю пожирнее.
В его словах была горечь, однако настроение изменилось к лучшему, потому что теперь он уже хорошо знал местность, по которой они двигались. Лес кончился, по сторонам тянулись невысокие холмы, в заболоченных низинах пищали болотные птицы, в воздухе мелькали то цапля, то кулик. На возвышенностях курчавились рощи. Но над всем этим благодатным краем висела давящая, тяжкая тишина. Прозрачный воздух летнего дня был отравлен дыханием смерти: то проплывал в стороне горбатый силуэт виселицы, то среди густых полей темнели раздутые туши падали. Там и сям на склонах виднелись развалины каменных построек, в низинах лежали пепелища сгоревших селений. Живые существа, едва завидев их, спешили скрыться. Издали они казались не людьми, а какими-то истощенными подземными тварями, выползшими на свет из мрачных расселин. Если же удавалось различить их лица, то обнаруживалось, что те выражают лишь озлобление, угрюмое беспокойство. Лишь однажды кучка людей не уступила им дорогу, но, едва разглядев их, Эмма похолодела. Это были изъеденные проказой уроды. Они молча остановились, повернув к путникам свои багровые львиные морды, покрытые волдырями и язвами. Один из них безъязыко замычал, взмахнув рукой. Эмма схватила Ролло за руку, и викинг сошел с дороги, увлекая ее за собой. Но еще долго ей казалось, что их взгляды жгут ей спину. Ролло тоже перевел дух и убрал руку с рукояти меча.
– Не терплю их, – уронил он сквозь зубы. – К тому же в этом диком краю они далеко не безобидны и порой сбиваются в настоящие шайки убийц.
Эмма сказала с горечью:
– Именно вы сделали это с когда-то сытым и богатым краем свободных франков. Плодоносный сад превратился в вонючий пустырь.
Ролло лишь пожал плечами.
– Это не моя земля. В моих владениях все по-другому. А эти земли, по сути, ничьи. Несколько «королей моря» оспаривают ее друг у друга, но своими распрями и усобицами только разоряют ее. Когда я возьму этот край под свою руку, сюда вернется жизнь.
– Хотелось бы верить, – съязвила Эмма.
– Когда мы вступим в мои владения, ты сама убедишься, как я могу править. В Нормандии люди могут спокойно жить, заниматься своим делом и молиться своим богам. Я люблю, чтобы в моих землях был порядок. Лишь на границе, где постоянно
– А что из себя представляет Роберт Нейстрийский? – вопросом перебила викинга девушка. – Какой он? Ты видел его?
– И не раз, – спокойно ответил Ролло. – Что ж, он настоящий вождь, ни в чем не уступающий людям с севера.
Эмма обрадовалась, услыхав такой ответ. Человек, о котором так уважительно отозвался норманн, был ей родней, ее дядей по отцовской линии, и то, что даже варвар почитает его, наполнило ее гордостью.
– Да, с ним не совестно скрестить меч, клянусь священными браслетами Одина. Но я никогда не отказываюсь вести с ним переговоры, особенно когда приходит пора сбора урожая. Порой мы даже охотимся с ним вместе и пьем, как братья, из одной чаши, но это еще не означает, что, когда заканчивается перемирие, мы не готовы перерезать друг другу глотки. Но он достойный противник, я был бы счастлив в день, когда поднял бы на своем копье его отрубленную голову.
Эмма, помрачнев и уйдя в себя, не сразу заметила устремленный на нее испытующий взгляд норманна.
– Скажи, отчего рыжая Эмма с берегов Луары так интересуется герцогом Нейстрийским?
Эмма с независимым видом повела плечом.
– Ежели ты правитель в тех краях, то, должно быть, тебе доводилось видывать и Карла, нашего короля?
Ролло хмыкнул.
– Нет, не довелось. Он присылал ко мне своих послов, но от этого Каролинга в делах войны и мира столько же толку, сколько от глухаря на току. Мне лучше спросить совета у своего коня, чем чесать языком с этим недоумком.
– Силы небесные! Как можешь ты, варвар, с таким пренебрежением отзываться о помазаннике Божьем? Он милостью Господней повелитель этих земель…
– Так уж и повелитель. Герцог Роберт – да, тут нечего сказать. А Карла сами подданные прозвали Простоватым. И, клянусь богами, это еще мягко сказано. В его несчастной голове роится больше желаний, чем шершней в гнезде, а сил исполнить их не больше, чем у ослицы, вознамерившейся произвести на свет благородного скакуна. Король! Да из него такой же венценосец, как из меня девственница.
Эмма окончательно возмутилась:
– Хорошо, но взгляни на себя. Ты отвоевываешь себе королевство мечом, нападая, как волк из зарослей. У тебя нет на это прав по рождению, и ты знаешь это. В тебе нет и унции истинного величия!
Ролло спокойно кивнул.
– Да, это так. Но тем надежнее будет моя власть, опирающаяся на право сильнейшего.
– Сильнейшего! – фыркнула девушка. – Вся твоя слава зиждется лишь на пролитой крови и порабощении беззащитного люда. Ты строишь свое королевство на хребтах побежденных. Грабеж, насилие и смерть – вот адский путь, которым ты следуешь.
– Отчего же? – поднял брови Ролло. – Мои подданные довольны мной, а с моей властью считаются и Робертин, и Каролинг.
И он принялся рассказывать ей о своей земле, о том, сколько приходится прилагать усилий, дабы его люди не страдали от набегов, и как непросто дать законы, приемлемые и для норманнов, и для франков.
В ответ Эмма заметила, что нечто подобное говорил ей и Атли, но ей не верится, чтобы изверг с севера, которому пролить чужую кровь проще, чем помочиться, стал бы заботиться и о франках.