Ветер с Варяжского моря
Шрифт:
– Разве ты не помнишь? – Снэульв махнул рукой в сторону двора. – Ведь здесь ты наткнулся на Тормода и Березу Серебра!
– В самом деле? – Лейв удивился и заново оглядел тын и ворота. – Я не запомнил – нам все дворы казались одинаковы. Так Саглейд была здесь?
– Почему же эти люди узнали только Хельги, а тебя нет?
– Я и сам хотел бы это знать… – Лейв провел ладонью по щеке. – Может, моя борода так меня изменила? У меня тогда был шелом с наглазьями, а у Хельги без… Если это было здесь… то я могу кое-что вспомнить…
Они приблизились ко двору.
– Ты ли это, Милута? – заговорили они. – Вот уж кого не ждали! Ты же теперь большой человек, у князей да посадников всякий день пируешь…
– Не тот большой человек, кто с князьями пирует, а тот, кто большое дело делает. Расскажите, люди добрые, что у вас за дела творятся! – сказал Милута, проходя во двор. – Говорят, вы варяга в полон взяли?
– Взяли, в погребе сидит. А этот – гляди, воротился! – Мужики кивали друг другу на Лейва, который стоял поблизости и напряженно вслушивался в непонятную речь. – Воротился! А мы думали, сбежит.
Гостей впустили во двор, они вошли в большую избу. Маленькие окошки почти не пропускали тусклого сумеречного света, и в клети было полутемно, хотя в светце горела лучина. В отсветах пламени было видно множество бородатых лиц, отблески двигались, и трудно было определить, сколько людей здесь сидит на лавках вдоль стен – казалось, что много, словно в избе собрались все уцелевшие мужчины с ближних улиц. На столе стоял один небольшой жбан из-под пива, но разговор был горячим и оживленным, как после бочонка меда. Завидев входящего Милуту, все замолчали, а Середа поднялся ему навстречу:
– День тебе добрый, друже! Каким ветром тебя занесло? Нашел и для нас часок середь княжьих дел?
Тут он увидел позади купца Лейва и двух других северян и нахмурился:
– Или ты теперь ко мне послом от сего лиходейного племени?
– Да уж, друже, хотел бы я по иному делу к тебе прийти, да судьба не велит! Стало быть, взяли вы в полон варяга?
– Взяли. Садись, коли пришел, говорить будем.
Гости уселись. Лица людей вокруг них были полны злобного торжества: ладожане столько вытерпели горя от варягов, а теперь хотя бы один из них был в их власти.
– Боги мне помогли – попал нам в руки тот самый, что меня осиротил! – говорил Середа, и Милута не узнавал в этот миг своего добродушного и приветливого когда-то знакомца. – Я его, вражину, по смерть не забуду. Он моего брата старшого убил, он и меня зарубить хотел, да боги не дали. Во сне его видел – так перед глазами и стоял. Как ныне его увидел, так и обрадовался – боги мне дали отомстить. Хотел я его сразу порешить, да люди отговорили. Надоумили выкуп с него взять. Кровь его только бы душу мою порадовала, а стариков я чем буду кормить? Я теперь не работник – на всю жизнь, вишь, кривобоким остался, и сила уже не та, а одни поскребышки. Он меня осиротил, мой род погубил – пусть теперь долги ворочает.
Люди в избе одобрительно гудели. Каждый из них мечтал получить в руки разорителей своего двора, и они завидовали Середе, которому боги дали возможность отомстить за свою семью.
– Справедливо молвишь! – согласился Милута, вполне понимавший их чувства. – Так сколько же хочешь выкупа?
– Как обычай велит. За убитого родича сорок гривен причитается, так, люди?
– Так! Верно! – заговорили соседи, удивляясь в душе, что где-то есть такие огромные деньги, на которые можно купить полсотни хороших коней.
– Сорок за голову хочешь? Сколько же выйдет?
– А вот считай – ты купец, ты обучен. Починок – раз, Неждан – два, жена моя бедная – три, сыны Починковы да дочери – еще четыре, Догада моя да Горе – еще два. Сколько вышло?
Середа загибал пальцы, перечисляя пропавших родичей, и теперь в недоумении смотрел на свои руки.
– Девять, – подсказал Милута, стараясь не показать своего огорчения. Девять раз по сорок гривен даже для богатого купца были невозможно огромной суммой. Не со всякого племени князь берет в год такую огромную дань!
– Да тебе за увечья! – подсказал кто-то.
– Да за двор разоренный!
– Да за скотину!
Кетиль тихо пересказывал Лейву содержание беседы. Лицо Лейва застывало в отчаянии, а Снэульв с трудом сдерживал желание запустить пальцы в волосы и дергать изо всех сил. Ни Оддлейв, ни даже конунг Висислейв не помогут ему собрать такую огромную сумму.
– Ну, что скажешь? – спросил Середа у Милуты. – Растолковали варягам? Заплатят? А нет – я гаду моему голову срублю да на тын повешу, чтоб другие глядели да боле к нам не ходили!
Соседи одобрительно шумели – сейчас они очень хотели увидеть голову Хельги на колу.
Милута обернулся к Лейву и Снэульву. Их лица выражали такое отчаяние, что это делало вопросы лишними.
А Лейв вдруг издал негромкий возглас, глаза его блеснули, как сталь в отсветах пламени.
– Я знаю! – воскликнул он. – Я помню! Скорее скажи ему! – Лейв показывал Кетилю на Середу, жалея, что сам не может объясниться с ним. – Спроси его – не согласится ли он вместо серебра взять одного из детей – ту девочку, которая повредила ногу!
– Ты можешь ее вернуть? – удивился Кетиль. За все те годы, что он разбирал тяжбы, ему не приходилось сталкиваться с таким случаем.
– Да, я знаю, где она. Теперь я точно помню – она была с этого двора, я ее видел там же, где была Саглейд. Скорее скажи ему – я знаю, где девочка!
От прежней невозмутимости Лейва не оставалось и следа: несколько мгновений назад его лицо было полно отчаянием, а теперь в нем пылала лихорадочная надежда. Он готов был отдать свою жизнь, но ее будет мало; так может, для уплаты пригодится жизнь маленькой девочки, о которой он иначе и не вспомнил бы никогда? Образ Загляды, как факел, осветил закоулки его памяти, она послушно показывала Лейву улицы и дворы, которые он напрасно пытался вспомнить всего лишь сегодня утром. События годовой давности стояли перед ним так ясно, словно все это было вчера.