Ветер с Востока. Лгунья

Шенец Галя

Ибрагим, которого, как считал эмир в этой жизни уже ничем нельзя было удивить, стоял и немигающим взглядом смотрел на девчонку.

— Прошу вас, господин, спасите её, — неожиданно просипел верный слуга и неподкупный телохранитель, служивший эмиру не один десяток лет.

Не успев ответить, эмир услышал тихие звуки, больше напоминающие воронье карканье. Девчонка снова смеялась, её красивое лицо презрительно скривилось:

— Я уже истратила своё последнее желание. Не надо меня спасать.

— Тогда поведай мне чего ты хочешь? —

эмир давно бы приказал снять её с этой цепи, но он, правитель, которому подчинялись все без исключения, а эта обречённая стояла перед ним голая, униженная и еле живая, но не желала склонить перед ним голову, доживая свои последние минуты, отчаянно не желала просить о пощаде.

— Я хочу, чтобы наконец-то взошло солнце, чтобы оно появилось из-за крыши этого дома. Пусть оно согреет меня, я так замёрзла.

— Ты разве не понимаешь, что оно убьёт тебя?

— Пусть, только быстрее. Я не замечу этого. Без мешка я смогу смотреть в небо. Оно такое красивое.

Девчонка снова встала на всю стопу и почти одними губами еле слышно добавила, сквозь хриплое дыхание:

— Небо. Оно сейчас так близко. Мы так редко поднимаем голову, чтобы увидеть его красоту.

Она не стала больше подтягиваться на руках. Наоборот её руки, медленно соскользнув с цепи, повисли плетями вдоль тела. Странным образом хрипы стихли и, словно она расслабилась и перестала цепляться за жизнь, дыхание стало ровным, спокойным и тихим. Ошейник максимально натянувшийся на шее, заставил задрать голову вверх, так, что широко открытые глаза, теперь не мигая смотрели в небо и синие небо отражалось в них, потому что зрачок стал огромным, вытеснив всю радужку. Одна природная синева маленького человека сменилось другой огромной всеобъемлющей и безграничной.

Остолбеневший от увиденного эмир не заметил, когда к ним подошёл его личный врач. Мужчина, что-то проворчал нечленораздельное, а потом предупредил:

— Ей осталось жить несколько минут. Ещё несколько вздохов. Сознание уже отключилось.

— Но её глаза? Она же смотрит в небо, — эмир понимал, что врач прав, но такой спокойный и даже равнодушный взгляд красивых девичьих глаз странным образом завораживал, притягивал и не отпускал.

— Этот взгляд уже бессмысленный. Небо, которое она хотела видеть, она уже не видит, — с сожалением ответил эмиру врач.

Эмир дёрнулся, он стряхнул с себя это странное оцепенение и почти заорал:

— Снимай её. Ибрагим! Спаси девчонку, Жасур.

Ибрагим мгновенно перерезал кожаный ошейник и подхватил на руки, тут же обмякшее тело. Мужчина поморщился, но совсем не от брезгливости, просто почувствовал, как лопаются на коже девчонки пузыри под весом тела и намокают его руки и рукава его рубахи.

— Её сейчас нельзя ничем накрывать и нельзя ни во что заворачивать. Тело обожжено на девяносто процентов. Подожди, Ибрагим. Я вколю ей обезболивающее, чтобы не развился болевой шок, надеюсь, что сможем довезти живой.

Врач,

поставил в шею девчонки укол, и Ибрагим почти бегом бросился к автомобилю. Эмир приказал встретившейся по дороге женщине, предупредить его жену, что за ней он пришлёт машину позже. Уже выезжая за ворота, когда эмир отдал водителю распоряжение гать, как можно быстрее, врач помялся и всё же сказал:

— Господин, хочу предупредить, что медицина в этом случае практически бессильна. В больнице девушку не спасут. Эмир какое-то мгновенье немигающим взглядом смотрел на Жасура, он явно о чём-то думал. Достав телефон, без предисловий распорядился:

— Фарход, предупреди Вафию, что мы скоро будем во дворце. Мы везём девчонку, на которой нет живого места, вся кожа обожжена солнцем. Передай Вафии, что она должна сделать всё невозможное, чтобы спасти её и сохранить жизнь.

Эмир не дожидаясь ответа, резко сбросил вызов и недовольно поджал губы. Больше всего в жизни его злили ситуации, когда он оказывался бессилен. Имея неограниченную власть, большие и лучше сказать баснословные деньги, он рвал и метал, когда приходилось самому подчиняться и прогибаться под обстоятельства. Сейчас был именно такой случай.

Не дожидаясь распоряжения своего господина, Ибрагим, который так и не выпустил девчонку из рук, почти находу выскочил с ней из машины, когда та только подъехала к крыльцу. Не обращая внимание на удивлённые взгляды слуг, встречающих своего господина, Ибрагим бросился в дальние покои на женской половине дворца, в которые никому не позволялось заходить без приглашения. Со своей ношей он бежал туда, где обитала, пугающая всех своим злым видом, старая Вафия. Она была знахаркой и повитухой, принимала роды и успешно справлялась со многими проблемами и недугами, домочадцев и многочисленных слуг.

Дверь в покои Вафии была распахнута настежь, значит, старуху уже предупредили, и она ждала гостей. Ибрагим ни разу не был у неё, она сама, как правило, являлась по приказу правителя или по просящему зову страждущего. Покои знахарки его поразили. Комната, которую увидел Ибрагим, была просторная и светлая, всё в ней говорило о богатстве той, которая в ней жила.

Старуха молча указала на дверь, и Ибрагим вместе со своей ношей оказался в большой ванной комнате. Бегло оглядев девушку, знахарка недовольно покачала головой и приказала:

— Клади её в воду.

Только теперь Ибрагим обратил внимание, что ванная из розового мрамора была до краёв наполнена водой или скорее какой-то жидкостью. Эта жидкость была странной с цветным перламутровым отливом, она казалась масленистой, густой и пахнущей чем-то кислым. Ибрагим молча выполнил приказ и отошёл на шаг от ванной. Старуха недовольно сопела. Хлопнула в ладоши и в ванной, мгновенно появились две служанки.

— А теперь вы втроём, будете мне помогать. Будете делать всё, что я скажу молча, без разговоров и вопросов.