Ветер в лицо
Шрифт:
— Мужичье!.. Мало их тесали...
Все это происходило в течение какой-то минуты, но Солод успел заметить, что есть другой Колобродов, не тот, каким его знали в полку, — сильный, волевой, лютый, полный глубокой ненависти к людям, которые его окружали.
После этого случая между Солодом и Колобродовым установились почти дружеские отношения. А через полгода Колобродов уговорил командование полка аттестовать Солода и назначить ему в заместители. Заполняя документы на аттестацию, он, прищурившись, спросил Ивана:
— Социальное происхождение? Родители до революции?..
Не в первый раз Солоду приходилось врать, но на этот раз он задумался, задержался с ответом. Произошло это, наверное, потому, что Иван несколько секунд раздумывал — кто же он сам, Колобродов? Какого он происхождения?
А начальник спросил:
— Ну, как вы писали раньше?.. Из рабочих, из крестьян?
Именно вопросы и тон, каким они были поставлены, заставили Солода покраснеть. Неуверенным голосом он ответил:
— Из бедняков.
Прошло два года. На петлицах Солода появилось по третьему кубику, на петлицах Колобродов — по второй «шпале». Немало было выпито хорошего вина с начальником, которого Иван, когда не было посторонних, называл теперь просто — Прокоп Кондратьевич.
Как-то Прокоп Кондратьевич, после третьей рюмки коньяку, оскалив в улыбке белые зубы, спросил Солода:
— Вам не надоело заниматься учетом красноармейских подштанников? Мне кажется, вы родились не для этого. У вас есть размах, есть хозяйственный ум.
— А чем же заниматься армейскому интенданту? Горизонты нашей деятельности не очень широкие, — удивленно ответил Солод.
— Да, это правда, — покачал головой Колобродов и надолго замолчал, механически прихлебывая коньяк. Пил он медленно, смакуя, и никогда не пьянел. Допив рюмку, с прищуром посмотрел на Ивана. — Между прочим, вы не очень удачно замаскировали свое социальное происхождение. Вам надо было писать «из служащих». Потому что сразу видно, что ваше детство прошло не в крестьянской семье...
Рюмка вздрогнула в руках Солода. Он поставил ее на круглый столик, встал. Иван не знал, как ему вести себя, что и как говорить. А Прокоп Кондратьевич, кажется, и не ждал ответа, — спокойно пил коньяк, тщательно высасывал сок из тоненьких ломтиков лимона. Солод подумал о том, что так легко угадывать ложь других может только человек, который сам немало лгала, заметая свое прошлое. Иван осмотрел просторную комнату Прокопа Кондратьевича. В ней не было ничего такого, что бы говорило о прошлом его начальника. Колобродов жил холостяком, но в комнате всегда было чисто, уютно. Над широкой тахтой, на ковре, висела кривая сабля с серебряной инкрустацией на ножнах, кавказский кинжал, охотничье ружье. Белый пушистый щенок без устали грыз мягкую розовую кость, искусно сделанную из резины.
— Вас заинтересовала эта собачья игрушка? — Весело спросил Прокоп Кондратьевич. — Это мне один приятель подарил. Из Америки привез. — Потом, после паузы, задумчиво заговорил: — Законы конкуренции имеют свои серьезные преимущества перед плановостью. Разве может, например, государство запланировать вот такие собачьи жвачки? А спрос на них, как видите, есть. Конкуренция заставляет предпринимателя мозговать, ночами не спать, думать, в какую щель пролезть, чтобы заработать лишний доллар. Отсюда — разнообразие товаров... Э-э, да что там! Это понятно ребенку. — Он вяло махнул рукой, отхлебнул коньяк. — Я не верю, что можно переделать человеческую природу. Каждый человек, как и собака, хочет иметь свою кость. — Прищурился, посмотрел на Солода: — Так кто были ваши родители? Вы можете мне говорить смело. Не для того я вас сделал своим заместителем, чтобы выдавать...
И Солод после некоторых колебаний рассказал ему об отце, о своем детстве, о схватке с сельскими комсомольцами, о бегстве из деревни.
— Ну, что же, — улыбнулся Колобродов. — Биография ничем не знаменита. Таких немало...
После этого разговора Колобродов почти целую неделю держался с Иваном суховато, настороженно. Солод даже испугался, — не сглупил ли он, открывшись Прокопию Кондратьевичу?.. Однажды Колобродов подсунул ему несколько накладных. Иван сразу же заметил, что они фальшивые, вопросительно посмотрел на Колобродов, но начал оформлять.
— Что вы делаете? — Прикрикнул на него начальник. Вид у него был строгий, неприступный. — Давайте сюда! — Он свернул накладные, положил в карман. Удовлетворенно улыбнулся. — Имейте в виду, эти документы я на всякий случай сохраню... На всякий случай. Ясно?..
Это было новым этапом в развитии их отношений. Ивану теперь многое открылось в деятельности Колобродова. Ему приходилось оформлять накладные на фураж, на сухие пайки, на масло, консервы, сахар. Солод замечал, что среди накладных, которые он получал от Прокопа Кондратьевича, немало фиктивных. Но Иван умел оформить их таким образом, что никакая комиссия не заметила бы фальши. Он не решался говорить с Колобродовым на эту тему. Да о чем тут говорить?.. Страна переживала продовольственные трудности. Каждый пуд сахара, проданный при помощи верных людей по спекулятивным ценам, давал сотни рублей прибыли. Колобродов не был причастен к оформлению документов. Все делал Солод. Он теперь полностью оказался в руках Прокопа Кондратьевича. Но Иван интуитивно чувствовал, что у него нет причины бояться своего начальника.
По совету Колобродов Солод поступил в партию.
— Это вам пригодится, — хитро улыбаясь, уверял его Прокоп Кондратьевич.
Но если Солод попал в лапы Колобродов, то Колобродов со временем оказался в когтях Солода. Иван слишком много знал о комбинациях Прокопа Кондратьевича. Играть в прятки не было необходимости.
Прошло какое-то время, и для Солода перестало быть тайной прошлое Прокопа Кондратьевича. Иван знал, что Колобродов окончил юнкерское училище, был поручиком царской армии, участвовал в корниловском походе на Петербург, носился с белогвардейцами по придонских степях... Вовремя сообразив, что война с большевиками проиграна, отстал от части, сорвал погоны и присоединился к красным.
Солода раздражала пассивность Колобродова.. «Он заботится только о наживе», гневно думал Иван.
Однажды перед выходом на маневры Солод отравил четырех обозных лошадей. Иван понимал, что ничего этим достичь невозможно, что моря ложкой не вычерпать, но им руководила слепая ненависть, ему хотелось на чем-то отвести душу.
— Это ваша работа? — Яростно спросил его Прокоп Кондратьевич, заведя в дальний угол конюшни.
Солод молчал.
— Вы — дурак! — Прошипел начальник почти в лицо Солоду. — Индивидуальный террор против людей — бессмыслица, а против лошадей — идиотизм. Немедленно поезжайте в интендантское управления, получите наряд, чтобы к выходу на маневры были в полку с лошадьми.