Ветка
Шрифт:
– Что?! Я об этом не слышала!
– я все же решилась перебить. Десятки величайших умов современности в конце января, когда все это еще не началось, умерли практически одновременно. Да об этом бы все СМИ кричали! Я не интересовалась новостями науки слишком серьезно, но вряд ли пропустила бы такое.
– Никакой связи между смертями установлено не было. Все умерли от разных причин, в том числе и естественной природы, а какие-то исследования были засекречены, как в случае подмосковной лаборатории. Но и посчитать случайностью все эти трагические события тоже не получилось. Особенно после того, как сразу пять ведущих специалистов в одной из американских клиник погибли в течение нескольких дней. И каждый из них, останься он жив, мог бы закончить их общее исследование.
– Но ты знаешь где?
– получилось немного язвительно, тем более что сейчас я больше наслаждалась звуком его голоса, чем вдумывалась в правдивость этой истории.
– Да. Всех их объединял один факт - каждый в скором времени мог бы претендовать на Нобелевскую премию за достижения в физиологии и медицине. Вопрос был только в том, кто закончит свое исследование раньше других, но все они были ее достойны. И вдруг все они внезапно умирают.
– Я не понимаю...
– Тогда слушай дальше. Незадолго до этих событий в Нижнем Новгороде произошла сенсация - женщина на грани смерти от рака мгновенно излечилась, приняв какой-то экспериментальный препарат. Так же мы выяснили и имя создателя этого средства - профессор Ранцев.
– И он тоже умер? Ведь он... как и те...
– Нет. В отличие от остальных его коллег по цеху, он был жив и покинул свою московскую квартиру гораздо позже, уже после того, как началась паника с эпидемией. Вот тебе и первая разгадка. Теперь, после смерти всех остальных ученых, он стал первым претендентом на премию. Его лекарство, несмотря на полную научную ничтожность исследования, каким-то чудесным образом помогало. Вернувшись из Нижнего Новгорода в Москву, он успел вылечить еще нескольких человек. И каждый раз - одной единственной таблеткой. Теперь, за неимением других кандидатов, Нобелевский комитет обязательно впишет его имя в историю, как только возобновит свою работу. Я был в квартире Ранцева. Посмотри, на заднем сидении лежат его дневники. Все основное он забрал с собой, когда сбегал. Не имею понятия, где он, но он точно будет жив, пока ему, пусть даже заочно, не припишут эту самую премию. Или умер, если это уже произошло. Как это ни иронично, но именно в Швеции у меня нет контактов в научных кругах... да и все заняты другим - сейчас оставшийся мир больше интересует излечение от этой новой болезни, чем моментальное лекарство от рака четвертой стадии, поэтому точно я не знаю, как там обстоят дела. Но и лекарство от нового вируса не изобретут, пока Ранцев не получит своего Нобеля, потому что в этом случае появятся претенденты вместо него. Так что бедолага кочует где-нибудь и будет жив, пока это не произойдет.
Рассказ становился все более и более абсурдным. Я решила пока не уточнять, откуда такая уверенность в зависимости доброго здравия профессора от работы Нобелевского комитета, а перегнулась к заднему сиденью и ухватила объемистую тетрадь. Она лежала на длинном свернутом рулоном куске ткани, который я заприметила еще раньше, когда перетаскивала в машину свои банки.
– Сверток не трогай!
– прозвучало слишком резко, и я отдернула руку.
– А что там?
– все же рискнула поинтересоваться.
– С чего все началось. Но сначала ты должна поверить в то, что уже услышала.
Кивнула, принимая его правила игры, а потом раскрыла тетрадь профессора Ранцева. Куча формул, наблюдений, записи о пациентах, номера телефонов и прочая информация, которая ни о чем не говорила. Перелистнула в самый конец. Последняя оставленная запись: «Предлагая „Антикенс“ пациентке онкологического отделения Нижегородской больницы Данченко, я в лучшем случае намеревался стабилизировать ее состояние. Но уже через несколько часов она ощутила явное улучшение самочувствия. Первые же анализы показали полное выздоровление! Ее благодарность и восхищение в глазах врачей я не могу описать словами. Я спас эту женщину от неизбежной смерти! Ради этого я и трудился столько лет. Признание... К своему стыду, я и сам не могу объяснить такую эффективность „Антикенса“. Эффект Плацебо? Я ученый - верю в эффект Плацебо, но не в таких случаях! Скорее - простое и благоприятное сочетание компонентов, результат моих разработок и удачи. Я видел десятки больных с такой стадией рака, а ее болезнь прогрессировала быстрее, чем у любого другого. Боясь и надеясь одновременно, уже в московской больнице я добился официального разрешения на применение „Антикенса“ на другом больном. И очередное, практически моментальное выздоровление. Уже сотни специалистов изучили предложенный мною состав, и я получил сотни отрицательных отзывов. Ни одного, в котором было бы сказано, что я совершил медицинский прорыв! Неужели доказанная эффективность и спасенные жизни не важнее их профессиональной гордыни? Каково же будет удивление всех этих недотеп, когда я стану очередным лауреатом Нобелевской премии! Я, всеми осмеянный, не получивший ни моральной, ни финансовой поддержки, сделал то, что не смогли создать в лучших медицинских лабораториях мира».
И дочитав это, я вдруг на самом деле испугалась. До сих пор я думала, что Торек - немножечко псих, выдумывающий мистическое объяснение и без того фантастической катастрофы. Но вряд ли он написал этот талмуд сам, только для того, чтобы убедить кого-то в своей бредовой идее.
– Получается, что этот... Ранцев захотел получить Нобелевскую премию, но она ему вряд ли светила, потому что научного объяснения эффективности его лекарства никто дать не мог. И после этого каким-то образом убил всех, кто смог бы претендовать на нее раньше его самого?
Мой собеседник тихо рассмеялся.
– Именно так. Но каким же образом он мог убить сразу десятки ученых по всему миру за несколько дней?
– Не имею понятия, - честно призналась я, почувствовав себя читателем увлекательной детективной истории.
– Расскажи.
Торек перевел на меня уже ставший серьезным взгляд, словно оценивая, готова ли я к следующей главе:
– Он загадал желание - получить премию. А смерть всех остальных была просто необходимостью, чтобы освободить ему дорогу. И пациенты его выздоравливали тоже в угоду этому желанию. Сам препарат действительно бесполезен.
– Загадал желание?
– я не удержалась от усмешки.
– Ну и чушь!
Мой странный собеседник просто пожал плечами, а через несколько минут произнес:
– В том свертке находится ветка Синего Древа. Именно она исполняет желания. Надо смотреть на нее, произнося, можно и мысленно, то, чего хочешь. Но я бы не стал рисковать. Поэтому в этой машине запрещены слова «хочу» и «желаю». И только попробуй нарушить это правило! Высажу. И даже склянок твоих тебе не оставлю.
Я притихла. Верить в услышанное я не собиралась, но и испытывать его терпение на прочность - тоже. Сам-то он явно не сомневался в правдивости своих домыслов. Пусть он спятил, но после всего пережитого я была благодарна и за такое общество.
– Поесть бы, - еще через полчаса я решила подать голос. И сформулировала предложение так, чтобы избежать запрещенных слов.
Он тут же остановился, даже не пытаясь прижаться к обочине. Вряд ли нам грозит авария на такой шумной трассе. Вынырнула из салона и поежилась от ночной прохлады после теплого автомобиля.
– Что тебе нужно, чтобы поесть?
– осведомился он, выходя следом.
– Мне? А разве ты не голоден?
– я осматривала ближайшее дерево. Надо наломать веток и развести костер.
– Нет, - он в очередной раз удивил меня.
– Но делай все, что тебе нужно. Я подожду.
Ладно, с этим я справлюсь. Прямо посреди дороги разожгла огонь на сложенных пирамидкой сучьях, потом, когда образовались угли, накидала картошки. Вряд ли она хорошо пропечется, сюда бы бревнышек, но даже от такой еды я давно разучилась отказываться. Потом вдоволь наелась, а заодно и собрала несъеденное на следующий перекус. Все это время мой удивительный попутчик просто стоял рядом. Я уже закрывала банку с кабачковой икрой, так чудесно приготовленной хозяевами благословенного погреба, когда в стороне послышались шаркающие звуки, в безлюдной тишине уловимые издалека. И напряглась, только сейчас осознав, что впервые отошла так далеко от ружья.