Вьетнам. Отравленные джунгли
Шрифт:
– Скажу честно, я был против вашей кандидатуры, товарищ майор, – сообщил главный армейский замполит. – Вы не член партии… Кстати, почему?
– Это проблема, товарищ генерал-майор? – не удержался от дерзости Андрей.
– Признаться, да.
– Пока не чувствую готовности принять на себя такую ответственность.
– Странно, – пожал плечами Худяков, – другие готовы, а он, видите ли, нет. В ближайшие полгода станете кандидатом в члены КПСС, уяснили, товарищ майор?
– Так точно, товарищ генерал-майор.
– За вас ходатайствуют генерал-майор Ордынский и полковник Жданов. По их мнению, вы один из лучших специалистов в своем деле, обладаете нужными волевыми качествами, морально готовы к работе за рубежом. Кстати, я вдумчиво перелистал ваше личное дело, и один из пунктов мне показался сомнительным…
– Все разрешилось, товарищ
– Ладно, с женским вопросом не ко мне, – поморщился член Военного совета. – Ненавижу копаться в этом грязном белье. Все уже взрослые люди… Готовы отправиться во Вьетнам, Андрей Иванович?
– Готов, товарищ генерал-майор.
– Вот и отлично. Ваша команда вылетает 4 января. Срок командировки – 12 месяцев. Если повезет, новый 73-й год встретите уже дома. Ну, давай, майор, готовься, с наступающим тебя. Цели и задачи обрисуют на месте, и ты, надеюсь, догадываешься, что это не развлекательная поездка.
Он даже удивился, как быстро влился в коллектив. Во Вьетнаме не было такого понятия – зима. Все двенадцать месяцев были как один. Когда-то больше осадков, когда-то меньше, а бывало, вообще лило неделями. А еще американцы распыляли в небе Вьетнама йодистое серебро и свинец, отчего дожди в отдельных районах хлестали без передышки, что сильно затрудняло передвижения войск и техники, губило посевы, разрушало дороги. Учебный центр под руководством полковника Бахметьева находился на южной окраине Ханоя, готовил личный состав 264-го зенитно-ракетного полка ВНА. Почти три месяца Андрей занимался преподавательской работой – обучал курсантов премудростям наведения ракет на цель. Противник явно издыхал, сказывалось отупение от этой бесконечной войны. Трезвые головы на Капитолийском холме уже понимали, что выиграть войну невозможно, и лучшее решение – выйти из нее с достоинством. В конце марта армия ДРВ начала так называемое «Пасхальное наступление» в Южном Вьетнаме – совместно с местными патриотическими силами. Сайгонский режим слабел, разлагался, он мог держаться только на американских штыках. Армия США тоже испытывала проблемы. Наступление велось по трем фронтам, и довольно быстро удалось захватить несколько провинций. С начала войны это была самая масштабная операция. Упорные бои продолжались месяц. Одновременно шли парижские переговоры о восстановлении мира во Вьетнаме. С одной стороны выступали ДРВ и Временное революционное правительство Южного Вьетнама, с другой – Соединенные Штаты и Республика Вьетнам. Делегации от ДРВ требовался козырь. Реакция Америки была жесткой. В ответ на наступление в Южном Вьетнаме президент Никсон приказал возобновить бомбардировки Северного Вьетнама. Налеты отличались особенным упорством и жестокостью. Бомбили все подряд – военные, гражданские объекты. Били по Ханою, по Хайфону, по приморскому оборонительному району. Тонны бомб сбрасывались на наступающие в южных провинциях войска. Потери с обеих сторон были колоссальные. Наступление на юге захлебнулось, войска перешли к обороне. Налеты не стихали, проводились практически каждый день. «Тебя переводят на боевые позиции, майор, – сообщил в один прекрасный день полковник Бахметьев. – Направляешься в район Ханьхо, там крупный промышленный центр и транспортный узел. Американцы не успокоятся, пока окончательно его не разнесут. Туда переводится дивизион 264-го полка – ты и Овчаров. Зенитной артиллерии в местечке хватает, но она не может работать на средних высотах. Так что берите дело в свои руки. Уверен, ты справишься».
Это было неделю назад, и с этого времени ад не прекращался…
Глава третья
Взрыв подбросил, и что-то хрустнуло в раскладушке. Удар был тупой, словно многотонной чугунной бабой дали по земле. А как прошла дрожь, хлопнул непосредственно взрыв. От такого даже мертвый проснется! Андрей слетел с продавленной раскладушки, судорожно принялся искать сандалии, забыв, что они на ногах. Снова взрыв – совсем рядом. С потолка посыпались пальмовые листья, перекрученные стебли. Взрывная волна пробила стену и качественно ударила по загривку. Который час? Он мельком глянул на часы, благо стрелки светились. Половина четвертого утра, еще не рассвело. Взрывы не смолкали – теперь уже дальше, к северу. Но нет, опять громыхнуло под боком, и пламя сквозь пролом резануло по глазам. Кричали и бегали люди – словно муравьи в разоренном муравейнике. Андрей схватил свою сумку, перекинул ремень через спину – как чувствовал, что возвращаться не придется. Лагерь в джунглях подвергся атаке – кто, с какой стати? Он выбежал наружу – весь всклокоченный, толком не проснувшийся. Половина шалашей была разрушена, горел лес. В том месте, где находился сарай для личного состава вьетнамской армии (настил из досок, циновки, стенки из бамбука), полыхало пламя. Там возились люди, кого-то вытаскивали из-под поваленных деревьев. Вьетнамцы кричали, как галчата. Оказавшись на середине поляны, он стал озираться. В этом квадрате все закончилось. Теперь обстрелу подвергались северные участки района. Но самолеты в небе не летали. Что это было?
– Андрей Иванович, что происходит? – подбежал взъерошенный Газарян в одной сандалии. Парень ошарашенно вертел головой.
– С моря катера атакуют, – выдвинул Андрей единственную правдоподобную версию. – Пробили тамошнюю ПВО, ракетами садят – уж не знаю, по выявленным ли целям или просто так. Собирай наших, Армен, поспали – хватит.
Подбежал вьетнамский офицер, стал что-то частить, махать руками. Языковой барьер встал, как Великая Китайская стена. Всю жизнь Андрей считал, что знаний английского вполне достаточно, чтобы объясниться в любой части света. Мнение оказалось ошибочным. За четыре месяца он выучил только «базовый набор» – слов пятнадцать.
– Чего он хочет? – не понял Газарян.
– Не знаю. Что-то говорит и показывает. Ты еще здесь?
– Ах да, – спохватился Армен и умчался.
Слева занялось пламя, закричали люди. Загорелся замаскированный грузовик, солдаты в дыму что-то лихорадочно сбрасывали с кузова – вроде бы ящики. Хотелось надеяться, что не снарядные! Продолжалась «сорочья ярмарка». Вьетнамцы сбивали брезентом пламя – оно пошло на убыль. Дым над джунглями висел коромыслом. Подбежал Давыдов, растирая слезящиеся глаза:
– Командир, я что-то не понял… Можешь объяснить?
Андрей только отмахнулся. Что не так, где остальные? Недобро кольнуло в груди. Увы, общежития в джунглях не было, ночевали кто где, шалаши для сна были разбросаны вокруг поляны. Справа раздались крики – кричали свои, Газарян и Романчук. Бросились в дым, не сговариваясь, чуть не споткнулись о мертвое тело, которое вытащили вьетнамцы. Останки принадлежали щуплому пареньку, одетому в темно-зеленую униформу. Вся нижняя часть была залита кровью. Слева дымился сарай, на обломках суетились военнослужащие. По курсу – поваленные деревья, там тоже возились люди.
– Командир, сюда… – прохрипел Романчук. – Вадьку Гарина завалило…
Помчались, как на пожар. Имелось же недоброе предчувствие… Шалаш, в котором ночевал капитан Гарин, стоял на отшибе, под кроной мощных деревьев. С ветвей свисали присосавшиеся к стеблям лианы. Развесистое дерево свалило взрывом – прямо на шалаш! Из-под месива бамбука, пальмовой листвы, перепутанных веток паданца доносился стон. Жив! Офицеры набросились на проклятое дерево, дружно схватили, поволокли в сторону, бросили. Потом, мешая друг другу, задыхаясь от волнения, стали отшвыривать обломки. Жар еще не унялся, часть хижины сгорела – очевидно, рвануло рядом, и пламя пошло по кругу. Пострадавший стонал, царапал землю ногтями. Его перевернули на спину, потом схватили под мышки, поволокли на открытое место. Вадим отбивался – словно враги в плен брали. Капитан был полностью дезориентирован, боль в обожженной щеке сводила с ума. Во всем остальном не пострадал! Камень свалился с души. А он продолжал извиваться, пытаяся привстать.
– Лежи уж! – Романчук схватил его за шиворот, пристроил обратно.
Гарин закашлялся, схватился за живот. Выпуклые глаза блуждали в полумраке. На всякий случай его ощупали, пытались проверить пульс…
– Отстаньте, ироды… Вы еще температуру мне измерьте, она явно повышена…
– Фу, цел! – выдохнул Давыдов… – Натерпелись мы с тобой, Вадька…
– Ага, натерпелись они… Ладно, спасибо, мужики, вытащили… – Гарин привстал на колене, его держали с двух сторон. – Не помню ни черта, шибануло круто, потом все посыпалось, огонь в голову прилетел… Что это было, Андрей Иванович?
– Вопрос открытый, Вадим, – Раевский осветил фонарем дрожащее лицо. Ожог не был катастрофой, но кожу прорвало, пузырились волдыри. Впрочем, медицина нынче хорошая, след останется, но ничего страшного. Сметаной бы намазать, только где ее взять – в Москву сгонять?
– Все плохо, командир? – простонал Гарин. – Мне, ей-богу, больно, жжет сильно…
– Подумаешь, обжегся, – неуверенно заметил Давыдов. – Главное, что кости целы. Привстань-ка, дитятко, посмотрим, сможешь ли передвигаться.