Вьетнам. Отравленные джунгли
Шрифт:
– Ого, товарищ майор, – пробормотал впечатленный Газарян, – в особо крупном размере идут. Ну ничего, мы всегда гостям рады, встретим по-людски…
– А ну-ка, отвали! – сказал Андрей, оттирая подчиненного плечом. – Сам постреляю. Уйди, говорю, Армен! И не смотри на меня как кот, которого согнали с дивана!
Последующие полчаса измотали до крайности. Шесть тяжелых бомбардировщиков в сопровождении постановщика помех шли на Ханьхо. Отметки целей прыгали, будто пьяные, по экрану. Исчезали, появлялись совсем в другом месте. Иногда экраны целиком покрывались рябящей штриховкой, и в эти мгновения требовались выдержка и хладнокровие. Только не сорваться, не загубить все дело! Андрей терпеливо ждал появления мишеней – и они непременно появлялись! Бомбардировщики шли развернутым строем, сохраняя интервал. Это не имело значения, уловки американских пилотов мало впечатляли. Захват цели, удержание, недолгое сопровождение! Газарян ассистировал по второму каналу. Залп из двух ракет, когда до цели осталось километров десять! Он почти не дышал, уверенно вел ракету, удивляясь собственному спокойствию. Первая ЗУР ушла в «дырку» – обидно, да и шут с ней. Вторая попала в брюхо в районе хвостовой части. Бомбардировщик словно в яму провалился, нос самолета резко ушел вниз, а хвостовая часть окуталась дымом. Огромная пятидесятиметровая махина стремительно пошла вниз под углом в сорок пять градусов. Посыпались члены экипажа, все пятеро: командир, пилот, штурман, операторы РЛС и радиоэлектронной борьбы. Высота была приличная, и какое-то время они не раскрывали парашюты, парили в воздухе. Их поджидала нелегкая посадка – в густые джунгли, где вряд ли имелись открытые участки для приземления…
Самолет тоже упал, не долетев до города несколько километров. Дрогнула земля, загуляли раскаты. Так и земля способна разверзнуться, когда на ней взрываются тридцать тонн бомбового вооружения… Второй залп – еще одна «летающая крепость» отклонилась от маршрута, стала падать. Члены экипажа стали выпрыгивать из самолета. Армен Газарян бормотал под нос: скоро их в джунглях целая армия сбитых летчиков соберется, можно партизанское движение организовывать…
Третий залп из двух ракет… увы, миллионы народных денег в пустоту. Американцы усердно ставили помехи, и несколько самолетов все же прорвались к городу. Взрывы катились по Ханьхо, будто огненная колесница. Город пропал из вида за густым дымом. Пилоты усердно вырабатывали боезапас – дорвались-таки! Позиции Раевского остались в стороне – самолеты к ним не шли, обрабатывали более серьезные цели. Боевые расчеты высыпали на улицу, растерянно смотрели, как город превращается в груду развалин. Но зенитчики еще сопротивлялись – ствольная артиллерия вела беглый огонь. К сожалению, защитникам города не повезло. Четыре бомбардировщика утюжили цели, и оставалось только смотреть на эти безобразия. Завод под горой превратился в жалкое зрелище, но его продолжали оборонять зенитные батареи. В центре Ханьхо рушились дома. Снова потерялся мост «Зуб Дракона», в том районе висел густой дым – словно одновременно активировали тонну дымовых шашек. На связи был майор Овчаров, извещал сорванным голосом: «Не наш сегодня день, Андрюха! Не устояли, хотя держались до последнего! Бомбы накрыли ЗРК! По крайней мере, три штуки взорвались на стартовых позициях, повреждена РЛС, хотя и не фатально – можно починить, но не в таких же условиях! Повреждена транспортно-заряжающая машина, разбило кабину станции наведения, но аппаратура вроде функционирует. В группе наших специалистов – двое раненых, слава богу, несерьезно, одному плечо осколком зацепило, другой контужен на всю голову, но какие-то знаки подает, даже улыбается. У вьетнамцев четверо погибших, трое раненых – одному ногу оторвало, кричит так, что сердце сжимается, он явно не жилец, здесь в округе ни одного операционного стола… Мост подорвали, Андрюха! Столько лет стоял, а именно сегодня подорвали! Весь центральный пролет – в куски… Вы там держитесь, мужики, мы, похоже, вышли из игры…»
Дым рассеялся, и предстали на обозрение скорбные остатки «вечного» моста. Наглядное подтверждение тому, что не существует в мире ничего вечного. Хватались за головы вьетнамцы из обслуги ЗРК, у людей на глазах стояли слезы. Мост служил символом стойкости и непобедимости – а теперь вдруг что-то пошатнулось, пошло не так. Покалеченный мост выплывал из пелены дыма. Средняя опора надломилась, пролеты сползли в воду, и теперь он напоминал какой-то жутковатый трамплин. Смотреть на это не хотелось. Но зенитчики сделали все, что смогли. Самолеты, отбомбившись, развернулись на севере по широкой дуге, – выходили из боя. Минут через десять они пройдут краем береговой полосы – и на базу в Гуам с чувством выполненного долга…
Впрочем, не все – один из самолетов вдруг сменил направление, он возвращался к городу! Очевидно, не весь боезапас исчерпал, решил облегчиться, прежде чем «откланяться». Он шел на малой высоте, недоступной для ракет ЗРК. Хотя все равно пусковые установки были пусты! Бомбардировщик шел над городом, угрожающе рос в размерах. Казалось, он направлялся на позиции Раевского! Снизившись на критическую высоту, стал стремительно приближаться. Заволновались вьетнамцы, что-то гортанно выкрикнул офицер. Все в укрытия! Всполошилась сирена. Люди бросились к убежищам. «Командир, валим отсюда, сейчас накроет!» – страшным голосом выкрикнул Давыдов. Андрей попятился. Но что-то подсказало, что по стартовым позициям «Боинг» стрелять не будет – они хорошо замаскированы, визуальное обнаружение невозможно. Или же он что-то не понимал, продолжал свято верить в защищенность своих людей?
Интуиция не подвела. До опушки тропического леса бомбардировщик не добрался. Что творилось в голове у пилотов? Возможно, отказали нервы, и обстреляли совсем не те мишени, что планировали. Хлопали зенитки, дислоцированные на южной окраине, воздух покрылся облачками разрывов. С самолета работала скорострельная пушка, включились крупнокалиберные пулеметы. Бомб в брюхе, к счастью, не осталось. Шквал огня накрыл дома на южной окраине города, дымящиеся склады на железнодорожной станции. Снаряды взрывались фактически на позициях зенитчиков. Но батареи продолжали вести огонь – о стойкости вьетнамских солдат и офицеров можно было слагать легенды! И они добились своего: снаряд, отправленный в небо почти вертикально, поразил брюхо бомбардировщика! Огромная «рукокрылая» машина словно зависла на миг в воздухе, качнула непропорционально развитыми крыльями. Все это происходило рядом, в каком-то километре! Люди застыли, завороженные зрелищем. Сноп дыма вырвался из нижней части фюзеляжа, машина улеглась на правое крыло и по дуге пошла вниз. Она неслась прямо в глаза. Вокруг Андрея кричали люди, свистел Газарян, охваченный каким-то бесшабашным экстазом. Две точки отделились от самолета, закачались в воздухе. Остальные не успели выпрыгнуть. Членам экипажа пришлось почти сразу раскрыть парашюты – иначе разбились бы в лепешку. Самолет, потерявший управление, с диким ревом, испуская струю дыма, прошел над головами ракетчиков, исчез за деревьями, и секунд через пятнадцать дрогнула земля. Он по касательной вошел в джунгли и взорвался где-то за лагерем. Вьетнамцы закричали от радости – эмоции хлестали через край.
Советские офицеры участия в общем веселье не принимали, их лица были какие-то постные, мучнистые. Ко всему привыкли, и смерть, невзирая на обещанную безопасность, частенько заглядывала в гости. Романчук почесал голый живот, пожал плечами. Саня Давыдов выудил сигареты из кармана шорт, стал чиркать спичками, которые даже во Вьетнаме имели вредную привычку не зажигаться. Газарян бормотал про «царствие небесное», хотя, с его просвещенной точки зрения, проклятые империалистические вояки такого не заслуживают. Парашютисты опускались на развалины завода под горой. Это было фактически рядом! Они парили в воздухе на расстоянии метров пятидесяти друг от друга. Их четко видели на фоне дыма, накрывшего город. Извивалось туловище в летном комбинезоне – пилот энергично тянул стропу, чтобы не упасть в дымящиеся руины, ощетинившиеся острозубыми обломками.
В поле зрения возник сержант Сабуров в смешных «расклешенных» бриджах. Он с интересом воззрился на небо, освободившееся от американского присутствия.
– Сабуров, Романчук, Гарин! – крикнул Андрей. – Перезарядить комплекс!
Особого приглашения не требовалось, забегали расчеты. Время для зарядки имелось – едва ли за опустошительным налетом сразу последует другой. Волновались солдаты вьетнамского взвода, тыкали пальцами в парашютистов. Вился кругами вокруг Раевского товарищ Динь, что-то выкрикивал. Целое отделение, увешанное амуницией, сорвалось с места, покатилось с горки. Вьетнамцы отличались какой-то дьявольской выносливостью – могли совершать стремительные марш-броски, а потом эффективно вести бой, не испытывая нужды в отдыхе. Кучка людей бежала по склону, иногда кто-то вскидывал «калашников», стрелял. Первый парашютист, болтая ногами, опустился в проезд между разрушенными корпусами. Изогнув позвоночник, он вытащил из кобуры пистолет, потом сунул обратно. Пара мгновений, и он исчез за грудой обломков. Автоматчики развернулись в цепь, приближаясь к заводу, форсировали битую кирпичную изгородь. Второму не повезло, как он ни старался избежать неудачного приземления. Парашют зацепился за наклонившийся столб электропередачи, и летчик повис. Он совершал энергичные телодвижения, орудовал стропорезом, а когда сорвался вниз, высота оказалась приличной, он сломал ногу и закричал так, что слышно было даже людям с горы. Потом выполз, волоча за собой перебитую конечность, задел оголенный провод высокого напряжения. Наблюдать за этим было неприятно, человек какое-то время бился в судорогах и затих.
Подразделение бойцов ВНА шло по заводу, избегая опасных участков. Выживший пилот избавился от парашютного хозяйства, выбежал в узкий проезд и попятился, обнаружив перед собой дюжину свирепых лиц. Он произвел несколько выстрелов из пистолета, кинулся обратно, закричал от боли, подвернув ногу. Солдаты никого не потеряли, заходили с флангов, стреляли для острастки, получив приказ взять летчика живым. Фигурки людей скользили по развалинам. Два бойца вбежали в узкий переулок, отрезав пилоту путь к отступлению. Тот метался по руинам, пытаясь найти лазейку. Стучали короткие автоматные очереди.
– Загнали в угол, – прокомментировал Газарян. – Интересно, что он будет делать, товарищ майор? Покончит с собой?
– Не думаю, – пожал плечами Андрей. – Это не в их традициях, слишком любят жизнь. Сдастся в плен, будет качать права, требовать уважительного отношения к своей персоне.
Так и вышло – летчик прекратил сопротивление, выбросил пистолет и вышел из-за угла с поднятыми руками. Он что-то кричал, используя несколько зазубренных вьетнамских слов. К пилоту подбежал боец, ударил прикладом в зубы. Американец покачнулся, упал на колено. Солдат опять занес приклад, но не стал добивать, повинуясь окрику командира. Подбежали остальные, летчику вывернули руки, заставили встать на колени. Потом схватили за шиворот и, награждая тумаками, погнали к выходу с завода.
Когда процессия возникла на вершине холма, процесс заряжания ТЗМ шел полным ходом. Но появление чужака без внимания не осталось. Собралась толпа, вьетнамцы глухо роптали, с ненавистью смотрели на заклятого врага. Андрей же поймал себя на мысли, что не испытывает никаких эмоций, помимо любопытства. Отношение к пойманным янки с вьетнамской стороны было предельно суровым. Их не расстреливали, если пленные не оказывали сопротивления, но избить могли от души, а потом гноили годами в ямах, лишая элементарных удобств. В далеком 66-м году власти ДРВ инициировали так называемый «Ханойский парад» – с целью показать миру пленных американцев. Их провели по центральной улице вьетнамской столицы, что стало ошибкой. Население отреагировало крайне эмоционально – на пленных набросилась толпа, в драке досталось и охране. Синяков и ссадин было не счесть. Пленных с трудом удалось увести, и с тех пор власти зареклись устраивать подобные мероприятия – слишком яростен народный гнев. Пилота затолкали на холм, он был бледен, облизывал губы. Форменный комбинезон висел клочьями, мужчина прихрамывал. Ему было меньше тридцати, светлые волосы, еще недавно аккуратно уложенные, стояли торчком. Челюсть распухла, под глазом красовался роскошный фонарь. Он встал по окрику, долго не мог отдышаться. Андрей равнодушно разглядывал его. Обычный парень, ничего отталкивающего во внешности, даже способен вызвать жалость – у того, кто не в курсе им содеянного. Старший в команде выступил вперед, отдал честь, начал объяснять на чудовищном русском языке, что и как. Раевский сделал знак: не надо, все понятно. Подходили люди, молча стояли. Пилот физически чувствовал исходящую от них ауру, опустил голову.
Конец ознакомительного фрагмента.