Ветра времени.
Шрифт:
– Звездочка моя, пошли, – произнес он с легким акцентом, его голос звучал как звучит мягкий шепот в ночи, уносящий тебя в мир мечтаний.
Женщина медленно пошла вперед, словно магнетически притянутая к этому незнакомцу. Ее сердце билось так быстро, что она почти могла услышать его стук. Ступая ближе, она почувствовала, как его взгляд устремлен на нее, словно он видел что-то в ней, что она сама еще не заметила.
Подойдя к нему, Мираи чувствовала себя как на грани чего-то нового и неизведанного. Мужчина взял ее за руку, его
Мужчина подошел к аппарату, который вызывал восхищение у Мираи. Этот звуковой механизм, собранный из деревянного корпуса, вертушки для виниловых пластинок, звукоснимателя и резонирующего горна, выглядел как из другой эпохи. Мираи вспоминала, как он назывался: "Гитрофон? Гаммафон? Голософон?" Потом ей пришло в голову: "Граммофон!"
Этот аппарат, который она видела лишь в исторических фильмах и музеях своего времени, принес ей ощущение возвращения в прошлое. В ее 25 веке граммофоны стали редкостью, их чаще встречали как коллекционные предметы или уникальные аудиоустройства, нежели как повседневные музыкальные инструменты.
Мужчина включил граммофон, и магия звука окутала всю комнату. Музыка потекла по воздуху, наполняя его теплом и мелодичностью. Звук создавался путем воспроизведения вибраций, вызванных прохождением иглы по грампластинке, и усиливался через горн. Уши Мираи ощутили музыку так, словно каждая нота была прикосновением к ее душе, а ноги начали двигаться в такт, словно сами собой.
– Это так… живо,– прошептала Мираи, слушая звуки, которые казались ей чем-то из рода чудес. Она не могла устоять перед соблазном и начала двигаться в такт мелодии, словно забывая обо всем, что было вокруг, погружаясь полностью в музыку и момент.
Мужчина был одет в кимоно, которое своими приглушенными цветами и скромными узорами отражало традиционный японский стиль и элегантность. Кимоно обернутое поясом – оби, было сделано из льна, придавая его облику еще большую изысканность. На его ногах были хакаму, широкие штаны, и обувь в стиле гэта, которую Мираи давно не видела, если вообще когда-либо видела. Это была традиционная японская обувь с деревянной подошвой и верхом из кожи, надеваемая с помощью ремешков, обеспечивающих устойчивость и комфорт.
В его черных волосах, коротко стриженных, можно было увидеть легкие отблески света, словно они были загадкой, скрывающей множество секретов. Карие глаза сверкали, испуская тепло и мудрость, а его короткие, тонкие усики придавали его лицу еще больше характера и шарма.
Мужчина подошел к Мираи и протянул ей свою руку, словно приглашая ее на танец в этом волшебном мире звуков и эмоций.
– Позвольте мне провести вас в этот мир музыки и волшебства, – сказал он, его голос звучал так спокойно и уверенно, словно он знал, что следующий шаг будет именно таким, каким нужно.
– Звездочка моя, – мягко произнес мужчина, его слова звучали как приглашение в мир, где время останавливается на мгновение, а музыка становится единственным реальным существованием. Его рука, протянутая к ней, казалась надежной опорой в этом потоке чувств и эмоций.
Мираи взяла его за руку, ощущая, как тепло и сила его прикосновения заполняют ее внутренний мир. Этот момент был как мост, соединяющий ее с прошлым и будущим, с ее корнями и тем, что еще предстоит.
"Наверное, это мой прапра-много-раз-прадед. Муж Како," – мелькнула мысль в голове Мираи, словно ключ, открывающий дверь к тайнам семейной истории, спрятанным глубоко в прошлом.
Мираи и ее молодой прадед закружились в танце под ритмичные звуки граммофона, словно двигаясь в гармонии с музыкой и временем. Шаги были легкими и уверенными, словно они танцевали в этом мире не впервые, а каждое движение было словно вдохновлено самой жизнью.
– А он хорошо танцует, – пронеслась мысль в уме Мираи, она наблюдала за своим прадедом, ощущая гордость и тепло, наполняющие ее сердце. Этот момент был как прикосновение к корням своего происхождения, к тому, что делает ее тем, кем она есть.
Музыка замерла, как будто волшебство закончилось, и реальность вернулась в комнату. Мираи, словно пробуждаясь от грезы, по инерции обратилась к искусственному интеллекту, забыв на мгновение, что находится не в своем собственном времени.
– Рени, музыка, – произнесла она, словно привычка взяла верх над реальностью, заставив ее заметить свое нелепое заблуждение.
– Кто? – спросил муж, его брови слегка поднялись, выражая недоумение.
– Я говорю… любовь, музыка, романтика, – спешно выкручиваясь, Мираи попыталась придать своим словам смысл, который имело бы значение в этом времени и месте.
Мираи внутренне рылась в памяти, пытаясь вспомнить имя своего прадеда. Но чем дольше она себя в этом мире ощущала, тем сильнее осознавала, что забыла спросить у своей прабабушки, как звали ее прадеда в этой суматохе, когда они менялись местами.
И сама Мираи поняла, что не знает имени своего прадеда. Слишком много времени и расстояний лежали между ними, чтобы это запомнить. Но, несмотря на это, каждое мгновение, проведенное с ним казалось для нее невероятно ценным и запоминающимся, словно отпечаток времени, который она никогда не забудет.
– Дорогая, ты никогда так со мной не говорила, – поразился муж, его голос дрожал от удивления и беспокойства.
– Ты, должно быть, заболела? – спросил он, взволнованно.
Мираи покачала головой, ее темные волосы рассыпались по плечам. “Нет, милый”, – прошептала она.
Он осторожно положил руку на ее лоб, его прикосновение было нежным и взволнованным.
– Но ты вся горишь! – воскликнул он, – Иди в постель, я позову Хану, чтобы она заварила тебе травяной отвар от простуды.