Ветры Куликова поля(Рассказы о воинской доблести предков)
Шрифт:
«Итак, — пишет Лев Диакон, — в шестой день недели, 22 июля, при заходе солнца русские вышли из города, построились в твердую фалангу и, простерши копья свои, решились идти на подвиг. Император также построил войско в строй и вывел его из стана. Открылось сражение. Скифы (русские) сильно напали на римлян (византийцев); кололи их копьями, поражали коней стрелами и всадников сбивали на землю. Тогда Анемас (византийский воин), увидев Святослава, с бешенством и яростью стремящегося на наших воинов и ободряющего полки свои, поскакал прямо на него, поразил его в самую ключевую кость и повергнул ниц на землю. Но не смог умертвить: кольчужная броня и щит, которым он вооружился от римских мечей, его защитили. Конь Анемаса частыми ударами копий сражен был на землю; тогда, окруженный фалангою скифов, упал сей муж, превосходивший всех
Цимисхий, опытный полководец, увидел, что наступили решающие минуты битвы. Он поспешил на помощь отступавшим с отборным отрядом конницы — отрядом «бессмертных». В это время вдруг поднялся вихрь, тучей пыли ударил в глаза дружинникам, ослепил их. «Внезапно восставшая и разлившаяся по воздуху буря с дождем расстроила россов, ибо поднявшаяся пыль вредила их глазам» — так записал этот момент боя Лев Диакон. Наступление русских приостановилось. К тому же они отдалились от города. Цимисхий воспользовался и этим. Его конница поскакала в тыл русского строя. Святослав был бы разгромлен на этот раз, не оставь он позади себя вторую линию из своей конницы. Всадники, в основном болгары и венгры, сшиблись с византийцами и отбросили их. Но на большее сил не было. Святослав укрылся с войском в крепости.
На другой день Святослав и Цимисхий вели переговоры о прекращении войны. По договору русские уходили с Дуная, отдавали Доростол и отпускали пленных. Византийцы обязались пропустить дружину к морю, выдав каждому дружиннику по две меры хлеба на дорогу. Подтверждалось право русских купцов на свободную торговлю в Царьграде.
С двадцатью двумя тысячами воинов, из которых половина была больных и раненых, Святослав спустился в ладьях в устье Дуная. Там он с частью дружины остался зимовать. А воевода варяг Свенельд, служивший еще его отцу — Игорю, отправлен был в Киев за новой ратью: Святослав не оставил мысли вернуться к Доростолу. По какой-то причине Свенельд не возвратился к Святославу. Считают, что это было предательством. Свенельд рассчитывал занять более высокое место при князе Ярополке, сыне Святослава, но для этого нужно было погубить князя-отца.
Зимовка в устье Дуная оказалась тяжелой. Дружинники голодали. Были съедены все лошади. Весной Святослав с маленьким отрядом двинулся на ладьях в Киев. Печенеги, извещенные византийцами, ждали русских у порогов. Святослав знал об этом, но коней, чтобы обойти степью опасное место, не было.
Когда строили Днепровскую гидроэлектростанцию, на осушенном дне реки нашли истлевшие русские мечи. Кто знает, не теми ли мечами отбивались Святослав и его воины от печенегов? Малочисленные дружинники проталкивали свои ладьи шестами — навстречу бурной воде, между камнями и мелями. А с двух берегов в них летели сотни стрел, и сотни всадников, размахивая саблями, гнали своих коней в реку, чтобы первыми завладеть добычей и пленниками.
Святослав был убит в той схватке. Печенежский князь Куря отдал череп Святослава мастерам, чтобы те оковали его золотом и сделали из него чашу. На пирах Куря хвастался, что такой редкостной чаши нет ни у кого, и пил из нее вино.
Русский ратник в калантыре (доспехе из крупных металлических пластин) с бармицей, XII — ХIII вв. Старинная литография.
БОГАТЫРСКАЯ РУСЬ
Ко времени записи старин литераторами и учеными они сохранились лишь на берегах Белого моря, на Печоре, на Онеге. Почему сказания о богатырском времени Руси, о событиях, происходивших в Киеве и близлежащих к нему землях, не помнили ни на Украине, ни в центральной России? Причин тому много. Тут и нетронутость севера монголо-татарами, и то, что здесь крестьяне — творцы и пересказчики былин не были в царское время под крепостным правом. Но в конечном итоге сохранность старин определилась занятиями беломорских крестьян. Шагая в борозде за сохой, песню не запоешь, работа у пахаря такая, что дыхания не хватает, да и слушателей рядом нет. Другое дело — занятия поморов: у них земля не родит, средства к жизни давали промыслы.
Зимой валили лес. По замерзшим болотам бревна стаскивали к реке, чтобы весной сплавить в Архангельск, а оттуда на судах отправить в Англию, в Голландию… Осенью ловили рыбу. Осенью и зимой дни короткие: шесть, пять, а то и четыре часа работы, остальное время — вынужденный отдых, изнурительное безделье, когда некуда девать себя. В лесной избушке сидят на лавках, лежат на нарах артельщики. В светце, в железной рогульке, горит лучина, угли падают в корытце с водой.
Шлем и кольчуга русского воина, XII–XIII вв.
Избушка наполнена то ли разговором, то ли пением — человек сурового вида, широкоплечий, бородатый, сказывает старину. Сказителя, если удавалось заполучить в артель, работой не обременяли, а долю заработка давали такую же, как всем. Люди на севере почитали талант, чувствовали красоту напевного разговора о подвигах богатырей, о княжеских потехах, о злых врагах и страшных чудовищах — о давней жизни русского народа… В поморских селах дома обширные. Женщины-соседки собираются у кого-либо вязать кружево — и тут своя рассказчица.
От отца сыну, от матери дочке, от мастера и мастерицы подмастерьям — без записи (ведь неграмотные), а только по памяти — передавались народные предания. Так они сохранились до нашего времени.
В былинах много выдумки, фантазии. Но в них и реальные события далеких дней.
На горах, горах дак было на высокиих, Не на шоломя было окатистых — Там стоял-де ноне да тонкий бел шатер, Во шатре то удаленьки добры молодцы: Во-первых, старый казак Илья Муромец, Во-вторых, Добрынюшка Микитич млад, Во-третьих-то, Алешенька Попович-от. Эх, стояли они на заставе на крепкоей, Стерегли-берегли они красен Киев-град; Как по утречку было по раннему, А на заре-то было на раннеутренней, Ай как выходит старый казак из бел шатра. Он завидел-де, — во поле не дым стоит, Кабы едет удалый да добрый молодец, Он прямо-де едет в красен Киев-град, А не поворачивает на заставу на крепкую; Он едет, молодец, дак потешается: Он востро копье мечет да по поднебесью, Он одной рукой мечет, другой схватыват; А впереди его бежит да два серых волка, Два серых бежит волка да серых выжлока, А на правом плече сидел да млад ясен сокол, На левом плече сидел да млад бел кречет…«Богатыри». Картина В. Васнецова, 1898 г.
Былина эта — сплав чистой поэзии с точными деталями воинского дела того времени. «Не на шоломя» — не на холмах выбрано место заставы, а на горах, с которых видно все далеко. Но «шоломя окатистые» не только подчеркивают высоту гор — они вызывают зрительный образ богатырских шлемов с безупречным, окатистым переходом от верхушки, от шишака, к низу, что удавалось сделать не каждому оружейнику. Конечно же, у трех знаменитых богатырей шлемы превосходные; у них и шатер из тонкого, дорогого полотна, грубую ткань проще ткать, и стоила она дешевле.