Везуха
Шрифт:
Он очень беспокоился за девчонок. Несколько раз порывался позвонить Петру Дмитриевичу, хотел попросить полковника выделить Юле с Анютой охрану, но все-таки передумал. Фээсбэшники уже не раз давали понять, что подруги находятся под плотным наблюдением, так что лучше не будет, а вот подслушать разговор и ударить в уязвимое место очередной претендент на Везунчика вполне может.
В любой момент, даже прямо сейчас, может звякнуть телефон и жесткий, не терпящий возражения голос скажет:
– Твои бабы у нас. Делай все, что тебе говорят, и с ними ничего не случится.
Конечно, еще есть тот, «египетский» сотовик,
Пусть Седой больше не живет – при этой мысли Андрея передернуло, – но люди, стоящие за ним, остались. Их желания и цели не изменились. За ним, Везунчиком, уже началась борьба, как за каким-то секретным проектом, образцом нового оружия. И в этой борьбе нет недозволенных приемов. Его уже запугивали, что, если он будет артачиться, с девчонками случится неприятность. Как там недоброй памяти главарь выразился? «И на похоронить ничего не останется?»
В первый раз – не удалось, люди Петра Дмитриевича оказались лучше подготовлены, чем о них думали. Но что будет, когда та, другая сила усвоит полученный урок? Теперь она знает, чего ожидать, и будет планировать операцию с учетом ошибок.
Подруги вернулись около четырех, когда Андрей весь извелся. Звонок в дверь немного привел его в чувство. Теплая, радостная волна слегка приободрила, когда на вопрос «кто там?» за дверью бойко ответили:
– Мы!
Юлька вошла первой, спросила:
– Две усталые, измученные студентки приползают домой, чуть ли не на карачках, а тебе в глазок лень посмотреть?
– А у меня глаза в кучку, – попытался пошутить в ответ Андрей, но получилось настолько натужно, в полном противоречии с его мрачным видом и усталым голосом, что в прихожей повисло неловкое молчание.
– Я что-то не так сказала? – осторожно спросила Юлька. – Извини.
– Нет-нет, Юль, все в порядке, просто я немного устал.
Девушки озадаченно переглянулись. В смысле? Когда это Андрей мог устать, если сегодня весь день дома просидел?
– Но это детали! А сейчас… – театральным жестом он достал из-за шкафа подарки. – Сюрприз! За взятие штурмом первого учебного дня награждаются… Юля и Анюта!
– Вау! – Юлька обняла Андрея за шею, поднялась на цыпочки и чмокнула в щеку.
– Ух, ты!!
– Спасибо, – искренне поддержала подругу Анюта, заглянув в свою коробочку. – Ты нас совсем задарил! Мы тебя не разорим?
– Здоровско! – Юлька уже примеряла фенечку на запястье. – Андрей, ты супер!
– Чем же я такой супер? Только тем, что подарки дарю?
– Не только, – ответила Юлька неожиданно серьезно. – Ты вообще очень хороший. Но, знаешь, так приятно, когда о тебе заботятся, дарят что-то, самую простую вещичку, цветок… это… ну, здорово! Здорово, что ты ни разу еще не забыл, когда у нас праздник или какой-нибудь важный день. К нам никто и никогда так внимательно не относился. Скажи, Ань?
– Да, – подтвердила Анюта. – Понимаешь… мы долго думали о том, что ты нам рассказал… ну… что надо быть всегда рядом… Ты прав. Вот если бы сегодня нас не ждал ты, мы бы совсем не радовались первому дню в академии.
– Мой бывший парень, – Юля надула губки, –
Андрей притворно поковырял ногой пол:
– Девчонки, вы меня совсем засмущали! Пойдемте лучше обедать.
Девчонки хвастались новенькими студенческими билетами, зачетками, вывалили на стол целый ворох учебных пособий, с боем добытых у неприступной библиотекарши. Андрей рассеянно слушал их щебет, кивал в нужных местах, но думал совсем о другом.
Сославшись на усталость, он опять ушел спать рано, чуть ли не в десять. Юля и Анюта проводили его недоуменными взглядами.
«Надо будет сказать полковнику: если мы все-таки поедем в Гренландию, пусть приставит к девчонкам настоящую охрану, а не просто наружное наблюдение, – подумал Андрей, находясь уже на грани сна. – Если в мое отсутствие с ними что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу!»
«Малыш» рванул прямо над головой…
Еще за миг до вспышки он видел инверсионный след «Энолы», уходящей на полной скорости прочь от обреченного города, и через миг все исчезло в слепящем свете. В нем растворились маленькие аккуратные домики, утопающие в зелени, дымящие трубы завода на северной окраине; бухта с цветными мазками парусов, лагерь военнопленных…
Свет обтекал его, подобно кипящей воде, смешанной с паром. Затем последовал тяжелый удар, тело на мгновение сдавило со всех сторон, и он увидел, как от ног побежала по земле волна, будто от брошенного в воду камня. Свет летел впереди волны, напоминая острый копейный наконечник, и то, что не превратилось в пепел, разлеталось под мощью динамического удара.
Миг – и вспыхнула одежда на застывших в движении людях, спала с костей испепеленная плоть, и тут же рассыпался костной пылью скелет, перемешиваясь с песком, паром, раскаленной глиной…
Люди исчезали, чтобы через миг проявиться на стенах домов, как на негативе фотографий.
В наступившей оглушительной тишине ниоткуда возник шепот. Зародившись на пределе слуха, он рос, вбирая в себя шелест пепла, шипение остывающих стен.
Это он! Он единственный, кто остался жить, – значит, это он принес смерть! Почему? За что?
Тени на стенах указывали на него, вызывая желание съежиться, спрятаться, исчезнуть, зарывшись в землю. Но земля превратилась в стекло, и спасения не было.
Нет… нет, я ни при чем! Я просто… просто не могу погибнуть, я – вечен… Потому, что Она защищает меня. Моя Удача.
Но ты мог предупредить.
Я не мог, я не знал.
Шепот мертвых царапал, скреб, скрежетал, раздирая барабанные перепонки, рвал остатки сознания и, наконец, взорвался пронзительным звоном, скрутившим его, как мокрую тряпку… Капли крови падали, просачиваясь сквозь кожу, он слышал хруст ломающихся костей, и даже когда глаза лопнули и вытекли, продолжал видеть свое бьющееся переломанное тело…