Везунчик

Бычков Виктор

Женщины еще постояли немного, полаялись с ним, и по одной стали уходить от их нового начальника. Васька еще что-то пытался говорить, потом обнаружил исчезновение слушателей, махнул рукой и направился по улице в сторону Антона.

– Так, ты тоже пришел без серпа? – долго, в упор смотрел на парня. Но, видно что-то сработало в его голове, и он стал понимать происходящее. – О, Щербич! В Борках появился давно, а почему не зарегистрировался у меня, не отметился?

– Не знал, что так надо делать. Думал – пришел и все. Кому я нужен в такое время?

– Тебе думать не положено, – Худолей поправил повязку. – Для этой цели поставлен я – решать за вас, понятно

тебе или нет?

– Понятно, конечно! Вот для этого я к тебе и пришел, Василий Петрович.

– О! Так и надо, – полицай поднял вверх указательный палец. – Василий Петрович! А то все Васька, да Васька. Как будто кот какой-то. – Довольная улыбка расползлась по пьяному лицу. – Пошли к тебе, там и выпьем, и поговорим.

Васька повис на руке у попутчика, шел по деревенской улице, постоянно поправляя сползающую с плеч винтовку.

– Сейчас я власть, понял? – доказывал на ходу Антону. – А кем был до этого? Ты же знаешь – просто Васька Худолей, и ни какого почтения. А как без него жить, чтобы тебя не уважали? Да это не жизнь! Так, с утра до вечера меряй сотки-гектары, и все. И без уважения. А как хочется, чтобы тебя по имени-отчеству, да на «вы»! Вот ты меня сегодня уважил. Значит, и я к тебе с полным почтением, Антон Степанович.

Винтовка упала с плеч, Васька смотрел на нее с высоты своего роста, потрогал для чего-то ногой, с трудом нагнулся, взял в руки, и неожиданно передал ее Антону.

– На, неси. Дали зачем-то, как будто я начну стрелять в своих. Вот дураки!

Антон был неприятно удивлен словами Худолея: для себя он уже давно решил, что оружие в его руках, если надо, будет применяться по его прямому назначению.

Расположившись удобно за столом у Щербичей, Васька не стал дожидаться, пока поставят выпивку и закуску, уронил голову на руки, и через минуту в избе раздавался его мощный храп.

Мать неодобрительно смотрела на сына, на его гостя, потом решительно подошла к столу, взялась за Васькины худосочные плечи, и поволокла его к кровати, что стояла в углу избы. Антон понял ее, и бросился помогать.

«Поговорил, называется, – Антон бранил себя последними словами.

– Зачем я связался с этим пьяницей, ума не приложу. Что, я сам не попаду к коменданту? Конечно, обойдусь и без Васькиной помощи. Но откладывать больше не надо ни секунды».

Поставив винтовку в изголовье к отдыхающему Худолею, Антон вышел из дома, и направился по дороге, что вела в соседнюю деревню Слобода.

Еще вчера с вечера он достал из тайника свои драгоценности, долго и внимательно их рассматривал, определяя для себя – что можно подарить коменданту, но, в тоже время, и чтобы не было жалко вещицы. Выбор свой остановил на массивном перстне с какой-то фигуркой, похожей на вензель, и вделанном в него зеленом камне. Вообще, Антон особо не разбирался в драгоценностях, а знал только золото. Вернее – слышал о нем больше всего. Хотя в его тайнике лежали кольца, перстни, сережки, и много других красивых вещей из золота и драгоценных камней. Какую ценность могут представлять те же камни, он не знал, и ценил больше золото. А в этом перстне золота немного, он так считал, потому как камень занимает много места. Вот его то он и подарит коменданту. И то, если тот этого заслужит. Просто так добром своим Антон разбрасываться не намерен.

Время было к обеду, а деревенская улица была пуста, безлюдна, как будто вымерли ее жители. Но во дворах, в своих садах и огородах было заметно движение: сельчане спешили убрать к зиме какой ни какой урожай, сложить, сохранить или спрятать его до лучших времен.

Впереди ожидалась зима, и какая она будет – не мог знать ни кто. А жить то надо. Вот и готовились. Да и Антон с матерью не остались в стороне: выкопали картошку, ссыпали ее подпол в избе, засолили бочку огурцов, еще предстоит засолить капусту, замочить бочку яблок. Свекла, лук и чеснок так же заготовлены впрок. Есть несколько мешков зерна. В сарае дожидается своей очереди хороший сытый кабанчик. В любом случае с голоду не помрем, как говорит мама. Правда, в последнее время она с Антоном разговаривает очень редко, разве что по крайней необходимости. Антон и не переживает – тише в доме, спокойней на душе. Пускай молчит, если ей так хочется. Но к Лосевым бегает, Антон это замечал не раз. Хотя ему об этом не говорит, и, как будто, старается делать это в тайне от сына. И сами Лосевы с ним не здороваются, а при встрече стараются его не замечать. Про Леньку ни чего не слышно – мать, небось, знает, но вряд ли скажет. Да Антон и не очень то озабочен этим. Ему важно сегодня определиться, занять пост или должность, не важно – как это будет называться, старшего над деревней Борки. Это будет реализация первого этапа его планов. Он надеется, что потом ему удастся прибрать ее к своим рукам полностью.

Немецкая комендатура располагалась в здании средней школы. Вся она была обнесена забором из колючей проволоки. У центрального входа стоял шлагбаум и будка для часового. Туда и направился Антон.

– Halt! – из будки вышел часовой с автоматом в руках. – Wohin?

Антон непроизвольно поднял руки, и заговорил, показывая на школу:

– Комендант пан Вернер, Вернер мне нужен. К нему я, по важному делу, господин солдат.

– Ausweis! – солдат требовательно протянул руку к Щербичу, но тот ни чего не понял, и опять начал:

– Вернер, пан Вернер, комендант мне нужен. К нему я!

– Rusische schweine! – солдат презрительно посмотрел на Антона, плюнул ему под ноги, и что-то прокричал в сторону здания. Из дверей к ним направился небольшого роста, толстенький и уже не молодой немец.

– Какого черта приполз? – на чистом русском языке спросил солдат, сверля его маленькими, заплывшими жиром глазами. – Что тебе надо от коменданта?

– На работу, хочу к вам на работу устроиться, – Антон признательно улыбался, и даже пытался кланяться немцу. – Из Борков я, из Борков, господин солдат.

– Запомни на будущее, человек: ко мне надо обращаться – господин лейтенант! Понятно тебе? Господин лейтенант Шлегель, Шлегель! – повторил дважды, чтобы посетитель мог правильно запомнить. – Я – помощник коменданта лейтенант Шлегель!

– Я запомню, обязательно запомню, господин лейтенант! – Щербич улыбался застывшей на лице улыбкой, и низко кланялся этому толстяку.

– Иди за мной! – приказал немец просителю, и зашагал в комендатуру.

Антон хорошо знал школьное здание – не очень давно он и сам учился здесь. Немец подвел его к бывшей учительской. У кабинета в коридоре стоял еще один солдат с винтовкой.

– Жди! – резко бросил Антону Шлегель, и постучался в дверь.

Через минуту Щербич уже стоял в кабинете. За столом у окна напротив сидел молодой, чуть больше тридцати лет, с правильными чертами лица, светловолосый человек в гражданском костюме, с каким-то значком на лацкане пиджака. Он что-то писал в толстой тетради, что лежала на столе перед ним. Потом отложил ручку в сторону, и внимательно, оценивающе посмотрел на посетителя.

Антон напрягся, однако взгляд этих бесцветных глаз выдержал, и даже ни разу не моргнул.