Везунчик
Шрифт:
— Я и не сомневаюсь… Когда потребуется оружие?
— Вчера!
— Вчера не обещаю. И завтра — тоже. Но через два дня будет точно. У меня имеются кое-какие каналы.
— Очень хорошо, — сказал я. — Соблюдайте предельную осторожность. На черном рынке у тех, против кого мы играем, вполне могут быть осведомители.
— Имен ваших противников вы так и не назовете?
— Нет! Пока нет… И последнее. Мне потребуются услуги квалифицированного хакера. Чтобы мог сломать любую защиту. Или проследить цепочку фиктивных адресов.
— Есть у меня такой знакомый. Я вам дам телефон. Спросите Щелкунчика. — Репортер достал записную книжку и продиктовал номер. —
На этот раз я не сдержал облегченного вздоха.
— Удачная я находка, верно? — тут же отреагировал Бакланов.
— Верно, — согласился я. — Встретимся завтра, в три часа дня, на этом же месте. — Я протянул ему руку. — Теперь ступайте, я здесь еще погуляю… Да, подберите свой шпионский арсенал. А завтра не забудьте оставить его в машине. Все равно проверю.
— Как мне с вами связаться? Если потребуется…
— Никак. Звонить буду только я. Назовусь Вороновым.
Он кивнул и ушел. А я нашел полянку с травой погуще и прилег. Мне чертовски не хотелось возвращаться в Питер.
Глава 33
В город я, разумеется, вернулся. Но прежде еще раз продумал все намеченные планы.
Особенно меня волновала Инга. И тут я словно бы раздваивался. Ум говорил мне, что я глупец, что она всего-навсего выполняла задание своего хозяина, что моя «смерть» не вызвала у нее никаких переживаний. Но сердце соглашаться с такими выводами не хотело. А если она и в самом деле влюбилась, это для нее могло закончиться плохо. Влюбленная женщина вообще способна на многое. Особенно если у нее убили бой-френда и она знает, кто убийца. Особенно такая женщина, как моя Инга.
Я просмаковал предпоследнее слово. Моя. МОЯ! Меня совершенно не интересовало, с кем она спала раньше. Пусть даже с самим Поливановым. Во всяком случае, я бы этому не удивился. Такая женщина просто обязана с кем-то спать. Но сейчас она была моя. И нам было хорошо. И уверен, что нам еще долго было бы хорошо.
Может, послать письмо? Два слова. «Я жив». И без подписи. И не по месту работы, а домой. И не два слова, а пять. «Я жив. Сожги эту записку»… Нет, писем посылать нельзя. Но домашний адрес узнать надо. Съездить туда, к ее дому. Подежурить вечерок. И убедиться, что она тоже жива. Чем черт не шутит, Пал Ваныч вполне мог взяться за обрубание концов. И убрать даже ту, с кем спал… Можно, конечно, и позвонить. Молча послушать голос. Да только, боюсь, поймет она, кто это молчит в трубку. И от неожиданности наделает глупостей. Влюбленная женщина вполне способна на глупости. Даже такая, как моя Инга. Нет, звонить нельзя. Но увидеть — надо!
Вот после этого решения я и отправился в город. До вечера имелся еще вагон времени, но моя правая нога все время старалась поглубже вдавить педаль газа. Ей не терпелось, она хотела коснуться шелковистого Ингиного бедра. И мне приходилось периодически сбрасывать скорость, потому что вся дорога от Сертолова до Поклонной горы была оборудована автоматическими камерами с радаром-скоростемером — антирадар предупреждал об этом недвусмысленно.
В конце концов я решил переключить охваченное сексуальным влечением тело на удовлетворение другого основного инстинкта и отправился обедать. В первую же попавшуюся на пути забегаловку. Рестораны теперь были не для моего кармана. Кто знает, какие еще расходы ждут впереди!..
Стоя у высокого круглого стола,
— Не возражаете? — Ко мне приблизился тип, только что осчастливленный порцией хот-догов.
— Прошу! — Я пододвинул к себе стакан, будто боялся, что тип завладеет моим компотом.
Несколько дней назад я бы на такой компот даже не взглянул, не то что стал пить. Как быстро все-таки мы привыкаем к переменам! Потому и выживаем… А кто не в силах приспособиться, тому остается прыгнуть с Бруклинского моста. Или из окна квартиры, когда в дверь звонят судебные исполнители…
— Недавно без работы, брат? — спросил тип. У него было исхудалое лицо с глубоко запавшими серыми глазами, но взгляд оказался на удивление живым.
— А как ты определил? — поинтересовался я, расправляясь с очередной сосиской.
— Костюмчик необтерханный. И глаза еще не потеряли уверенности.
— У тебя глаза тоже не смотрят в гроб.
Он улыбнулся открытой и даже отчасти какой-то восторженно-наивной улыбкой:
— А зачем им туда смотреть? Жизнь прекрасна, брат!
— Чего же в ней прекрасного, брат? Без денег ведь долго не протянешь!
Он опять улыбнулся:
— Я-то тяну. Уже десять лет тяну. Не вообще без денег, но без больших — точно. Много ли мне надо? Кусок хлеба. — Он глянул в тарелку. — Крыша над головой. — Он перевел взгляд на потолок.
Я вспомнил слова Шерлока Холмса из «Собаки Баскервилей». «Много ли мне надо? Кусок хлеба! Чистый воротничок!» Хорошо ему жилось, в девятнадцатом веке! Великий сыщик не нуждался в хакерах. И ему нечего было избегать инспектора Лестрейда — через того бы никогда не вышел на Шерлока очередной профессор Мориарти…
— Честно скажу тебе, брат, — продолжал мой сотрапезник, — я счастливее многих толстосумов. Мне не надо бояться, что лишусь богатства. Мне незачем прогибаться перед хозяином в опасении, что останусь без работы. Мне не приходится лгать жене в страхе, что потеряю семью. А мир не без добрых людей, всегда помогут. Да и я никогда никому не откажу в помощи. Кроме всех этих «купи-продай»… — Он с удовольствием располовинил вилкой сосиску, с удовольствием обмакнул в соус и с удовольствием схрумкал. Только что не сожмурился от наслаждения.
Мне даже стало завидно.
— Так ведь без «купи-продай», брат, вся наша жизнь рухнет, — сказал я.
Он посмотрел на меня с сожалением:
— Не рухнет, брат! Ты отравлен их философией. Поэтому они делают с тобой, что хотят. Они покупают и продают твое тело. Они покупают и продают твою душу и твой мозг. Они покупают и продают твою супругу и твоих детей. А ты бегаешь на выборы и снова и снова голосуешь за них. Суета это, брат! Суета, недостойная свободного человека. Бери пример с меня! Через денек-другой я возьму ноги в руки и отправлюсь на юг, туда, где синеет море за бульваром, каштан над городом цветет. На дорогах тоже много добрых людей, подвозят. И от ментов спрячут. Я как перелетная птица, брат. Зимой — в теплые страны, летом — в родные края. Кабы не вся эта кавказская заваруха, отправлялся бы и подальше. «Где растут банановые пальмы, где под солнцем зреет ананас», — пропел он неожиданно красивым дискантом.