Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти
Шрифт:
3. Что мы есть.На самом деле имеет значение лишь одно — что мы есть на самом деле. Чистая совесть значит больше, чем хорошая репутация, говорит Шопенгауэр. Главной целью человека должно быть хорошее здоровье и интеллектуальное богатство, которое ведет к неиссякаемому притоку идей, к независимости и к духовной жизни. Внутреннее спокойствие рождается из знания, что нас беспокоят не сами вещи, но лишь наше восприятие их.
Эта последняя мысль — важная психотерапевтическая доктрина, уходящая корнями в античность: ключевая идея стоиков, которая прошла через Зенона, Сенеку, Марка Аврелия, Спинозу, Шопенгауэра и Ницше, а теперь
Аргументы Эпикура, «волновой эффект», стремление избежать ощущения «непрожитой жизни» и целый ряд приемов, заключенных в афоризмах, которые я цитировал в этой главе, — все это может помочь победить страх смерти. Но чтобы активизировать их воздействие, необходим еще один компонент — глубокий контакт с другими людьми. Об этом мы поговорим в следующей главе.
ГЛАВА 5. ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРАХА СМЕРТИ С ПОМОЩЬЮ ИДЕЙ И КОНТАКТА С ЛЮДЬМИ
Когда мы наконец осознаем, что мы сами и
все живые существа смертны, мы начинаем
испытывать жгучее, почти нестерпимое
ощущение хрупкости и ценности каждого
момента и каждого существа, и из этого
ощущения может вырасти глубокое,
чистое, безграничное сострадание ко всему
сущему.
Согьял Ринпоче
Смерть — это наша судьба. Желание жить и страх исчезнуть будут с нами всегда. Этот страх инстинктивен, он встроен в нас на клеточном уровне и ощутимо воздействует на нашу жизнь.
За долгие века люди изобрели огромное количество сознательных и бессознательных приемов, чтобы смягчить страх смерти. Возможно, сколько людей — столько разных способов. Некоторые приемы действительно работают, другие — сомнительны и неэффективны. Есть люди, которым удалось заглянуть в подлинное лицо смерти и сохранить ее тень в самой сердцевине своего существа. Один из них — молодой человек, который написал следующее письмо.
Два года назад я потерял любимого отца, и за это время во мне произошли изменения, которых я раньше не мог и представить. До этого момента я часто задумывался, способен ли я противостоять ощущению конечности моей жизни. Меня не покидала мысль, что я — я тоже! — однажды покину этот мир. А теперь я нахожу в этих тревогах и страхах источник любви к жизни, прежде неведомый. Я чувствую, что несколько отдалился от своих ровесников, возможно, потому, что меня меньше занимают сиюминутные события и веяния. Мне не страшно признать это, поскольку я действительно понимаю, что в этой жизни важно, а что — не имеет значения. Видимо, мне придется научиться преодолевать сопротивление — ведь я собираюсь заниматься тем, что может обогатить мою жизнь, а не тем, чего ожидает от меня общество. Как радостно сознавать, что моя цель — не только спрятать страх смерти, но и совершить нечто большее. В общем-то, это мой выбор — понять и принять конечность собственной жизни. Думаю, что теперь я действительно смогу это принять.
Те же, кто не может «принять
Взрослые люди, которых подтачивает страх смерти, — не белые вороны, подхватившие какую-то экзотическую болезнь. Это обыкновенные мужчины и женщины, чьи семьи — и культура в целом — оказались неспособны соткать подходящий покров, который защитил бы их от леденящего холода смерти. Может быть, они видели слишком много смертей в раннем детстве; или родной дом не был для них островком любви, заботы и безопасности; возможно, замкнутость мешала им поделиться своими мыслями о смерти. Наконец, это могут быть люди, обладающие высоким уровнем самосознания, которые не нашли утешения в отрицающих смерть религиозных мифах, предлагаемых их культурой.
В каждой культуре развиваются свои отношения со смертью. Многие древние цивилизации, например Древний Египет, были построены на явном отрицании смерти и обещаниях загробной жизни. В гробницы мертвецов — по крайней мере, представителей высоких слоев общества, ибо только они и сохранились, — в изобилии помещались предметы повседневной жизни, чтобы обеспечить комфортное загробное существование. Вот один причудливый пример: в Бруклинском Музее искусства хранятся статуи гиппопотамов, которые погребались вместе с умершими, чтобы развлекать их в загробной жизни. Однако, чтобы каменные животные не пугали мертвых, их лапы делали очень короткими: считалось, что так они будут передвигаться медленно и не принесут вреда.
В западной культуре, не столь древней, смерть была более зрима из-за высокой смертности младенцев и женщин при родах. При этом умирающих не клали на специальные больничные кровати, скрытые от посторонних глаз, как это делается сегодня. Большинство людей умирали дома, и все члены семьи присутствовали при их последнем вздохе. Разумеется, ни одна семья не могла остаться равнодушной к безвременной смерти. Люди часто навещали родные могилы, расположенные на церковном дворе неподалеку от их дома. Поскольку христианская церковь обещала вечную жизнь после смерти, а в руках духовенства были ключи от начала и конца жизни, большинство людей обретали утешение в религии. Разумеется, многие люди и сегодня находят утешение в идее жизни после смерти. В главе 6, рассказывая о том утешении, которое предлагает религия, я попытаюсь провести границу между утешением, признающим неотвратимость смерти, и утешением через отрицание смерти.
Для меня лично и для моей психотерапевтической практики самым эффективным является экзистенциальный подход к смерти. В предыдущей главе я выделил ряд идей, которые сами по себе представляют значительную ценность. Сейчас же я буду говорить о том дополнительном компоненте, без которого идеи могут остаться пустым звуком: о человеческой взаимосвязанности. Только синергетическое воздействие идей и глубокого контакта с людьми действительно помогает и преодолеть страх смерти, и вызвать пробуждающее переживание, ведущее к изменению личности.