Вход и выход. Эпизод 1
Шрифт:
Царевна засмеялась. От её смеха у Ивана пробежали мурашки по спине. Её смех был приятен уху. Его хотелось слушать ещё и ещё, как журчание ручья, как шелест денег в счетчике банкнот. Пожалуй, для Ивана не было ничего приятнее.
– А я – Лана, – царевна присела в реверансе. – И давай на «ты», без всякого «высочества». Хорошо?
– Как скажешь, Лана! – Лицо Корского расплылось в идиотской улыбке.
Он мог бы целую вечность стоять и смотреть на эту красавицу, дивясь её неземной красоте, но Славнопобедский не предоставил ему такой возможности. Выдохнув в лицо
– Итак, какие планы на вечер?
– Я бы что-нибудь съела, – призналась Лана.
– И я что-то проголодался, – промямлил Корский.
– Вот и отлично! – Илья хохотнул и щелчком пальца отправил сигаретный окурок в кусты. Подойдя к валуну у входа в скалу, вернул его на прежнее место. Снова раздалось шипение, плиты сошлись, желтое свечение из коридора погасло. – Едем в Курган, а там – в ресторан!.. Ого! Я стихами заговорил!
Уже начало темнеть, когда троица дошла до шоссе. Перед ними тут же остановился автомобиль представительского класса, и водитель абсолютно бесплатно довёз всех до Кургана и высадил у ресторана "У писателя".
Атмосфера внутри была расслабляющей, играла музыка. Посетители – интеллигентные, состоятельные люди.
Весь вечер официанты носились вокруг урсиан и Корского, ставя на стол новые закуски и напитки.
Глядя на Лану, Иван думал, что та жрёт в три горла, и если она и дальше будет так жрать, станет шире своего суженого.
Впрочем, царевну не очень в тот момент интересовала её фигура: она вся словно растворилась в Илюше, слушая его рассказы о жизни в Урсии, которые Корский слышал уже сто раз, и они не нравились ему из-за их скучности, однообразности и простоты, граничащей с тупостью. А чего ещё можно ожидать от умственно отсталого громилы, который тридцать лет и три года ходить не мог, и большую часть своей жизни провел в доме родителей?
Зато Лане рассказы Славнопобедского нравились. Хотя бы тем, что жизнь сына швеи и гончара разительно отличалась от жизни царевны, «скучной жизни в богатстве и роскоши, когда целыми днями все всё делают за тебя, пытаясь услужить, а ты киснешь от скуки, не зная, чем заняться, в ожидании подходящего жениха. А где найти этих женихов, если в соседних государствах все женихи – вонючие извращуги».
При этом, «вонючие извращуги» царевна повторила трижды, из чего Иван сделал вывод, что по ту сторону портала найти жениха-гетеросексуала – целая проблема. Причем, глобального масштаба. Когда наступила небольшая пауза, и Корский решил рассказать Лане про свой мир, про Россию-матушку, царевна заявила:
– Ваня, не надо мне ничего рассказывать. Лёжав гробу, я не спала. Я находилась в состоянии, когда тело и душа отделены друг от друга. Они связаны чем-то, похожим на канат. В этом состоянии я могла свободно перемещаться в пространстве и даже читать мысли людей. Поэтому я знаю всё о России, о сопредельных государствах, знаю, что такое телевидение, радио, телефония, интернет, самолеты и поезда. Также я изучила экономику, право, менеджмент и прочую ерунду, которой ваша цивилизация так гордится…
– Си-фи-ли… что? – непонял Илья.
– Цивилизация, – вздохнув, поправила его Лана. – Потом объясню тебе, что это такое, раз твой лучший друг тебе этого не объяснил…
Далее пошли объяснения в любви, прочие «сопли», всё то, чего Иван терпеть не мог. И ему стало так одиноко, что захотелось трахнуть певичку, поющую на сцене что-то из современной попсы, которую Корский терпеть не мог. Он даже представил, что с каким успехом певица держит в руках микрофон, так же она может держать его член своими длинными тонкими пальчиками…
Все его сексуальные фантазии разрушил Славнопобедский, вдруг прошептав в ухо:
– Даже не думай о ней. Болеет какой-то хворью, от которой твой писюн отсохнет!
И засмеялся.
Именно тогда Корский понял, что отныне его лучший друг – одиночество. Был единственный верный друг (никакой голубизны) – Славнопобедский, но он, Иван, ему больше не нужен. Ему нужна царевна, а Корский станет для него эпизодическим персонажем. Одиноким и всеми покинутым. Жалкая Илюхина тень, никто. Никем он и был до встречи с урсианином. Неудачником и убийцей, пусть даже убийство бомжей он оправдывал самообороной.
Унылые мысли никак не хотели уходить из головы. Ресторанная атмосфера, вокальные и внешние данные певички никак не исправляли, а лишь усугубляли положение.
Ивану вдруг захотелось набраться до беспамятства. Выжрать все запасы водки и коньяка в ресторане, лишь бы не видеть счастливых лиц этой влюбленной парочки, не слышать воркования этих голубков, нашедших друг друга в мире, который им не принадлежал и не мог им принадлежать по определению.
Но они вели себя в ресторане, как хозяева этого мира, перед которыми открыты все двери. И ничего в этом удивительного не было: с их-то способностями, проявившимися здесь, они действительно могут позволить себе всё. А он, Корский, ничего.
Время уже было позднее, глубоко за полночь, но официанты продолжали ставить на стол всё новые и новые блюда, разливали по бокалам и рюмкам всё новые и новые напитки.
В банкетном зале никого, кроме Корского, Ильи и царевны, не было. И весь обслуживающий персонал работал только на них.
Интересно, какое заветное слово сказал им Славнопобедский, если они без устали работали, как заводные, да ещё с ненормальным блеском в глазах?
Ответ на этот вопрос для Ивана был очевиден.
– Я тебя люблю больше жизни, дорогая, – говорил Илья, поглаживая руку Ланы.
– Я тебя просто обожаю, милый, – поглаживая густую бороду Славнопобедского, отвечала царевна.
«Вы ещё трахаться тут начните! – с завистью глядя на влюбленных голубков, думал Корский, отправляя в рот очередную порцию коньяка и закусывая салатом, который он брал из тарелки голыми руками. А кого тут стесняться? Здесь все свои. А обслуга, даже если увидит, завтра этого не будет помнить, к гадалке не ходи! – Жаль, что твоя мачеха, сука ты длинная, не отравила тебя до конца! Очень жаль! Видно, поторопилась или кто-то спугнул. Жаль, конечно! Жаль…».