Вид на битву с высоты
Шрифт:
– Разведчика посылать нельзя, – согласился Дыба. – Штаб армии не велит. И чего они боятся?
– Они боятся того, что еще ни один разведчик не вернулся оттуда живым. А вот их носы, их уши – это нам присылали. Кидали в ямы. Людей надо беречь. Сбережешь солдата – найдешь мешок злата!
Командир глядел на карту.
– Здесь, – сказал он, – где у нас стоит второй батальон, можно быть спокойными. Они не пройдут. Если не приведут дракона.
– А дракон – это правда? – спросил Коршун.
– Это выдумка трусов! –
– Шундарай говорил, что видел его.
– Говорил, говорил – вот и договорился. Не отвлекай меня, Коршун. Меня беспокоит правый фланг. Видишь, как к нему близко подходит овраг. По этому оврагу можно выйти в самый фланг. Кого бы туда послать?
– У меня нет лишних людей, – сказал Дыба.
– А я думаю, что они направят туда главный удар.
– А поединок будет? – спросил Коршун.
– Разумеется, будет, – ответил командир. – Из штаба армии уже передали – скоро прибудет витязь. Все готово. На этот раз ему нет равных.
– Хорошо бы, а то уровень смелости падает у наших ребят, – сказал Дыба. – Нельзя, чтобы три раза подряд их богатырь побеждал. Ведь уже и колдуны появились.
– Колдунов – к стенке! – закричал командир. – Еще раз услышу о колдунах – сам пойдешь на тот свет!
– Вам хорошо, вы образованный, – пробурчал Дыба, – а у нас они ходят. Все у нас ходят.
– Потерпи, не вздыхай, – рассердился командир. – А то найдем другого комбата, пойдешь в стрелки. Мне нужно, чтобы ты поставил полдюжины стрелков у выхода из оврага – они там полезут. Понятно?
– Понятно, – сказал Дыба, – Коршун пошлет.
– Почему я? У меня людей нет.
– А потому, что ты новенький. Если я спрошу других комроты, они спросят: а Коршун где?
– Дыба прав, – сказал полковой адъютант. – С тебя, Коршун, сегодня самый спрос.
– Я бы на твоем месте половину роты туда перебросил, – сказал Дыба, когда они ушли от комполка и возвращались траншеей в расположение первого батальона. – Они туда могут основной удар направить. И если прорвутся, на тебя все беды свалятся, а я тебя защитить не смогу. Хоть ты и хороший парень, но мне своя шкура дороже. Так и знай, что тебя расстреляют. Знаешь, что такое – козел отпущения?
– Нет, не знаю.
– И я забыл.
Коршун открыл сундучок Шундарая, не потому, что хотел поживиться, – вряд ли тут чем-то поживишься. У него было дело, о котором никому не скажешь. Делать его не хотелось, не сделать – нельзя.
Коршун кинул взгляд на песочные часы, что стояли на столе. Половинка песка уже высыпалась. Многого не успеешь. Но до санбата дойти он успеет.
Коршун кликнул своего ротного старшину – Мордвина. Никто не знал – это имя или национальность. Он был одноногий, но ничего, не жаловался. От ямы он далеко отойти не мог, но всех подменял – раньше Шундарая, потом Коршуна. Если кто из штаба придет или что случится – всегда в ротной яме есть нужный человек.
Коршун растолкал Мордвина, тот спал под старыми одеялами.
– Смотри на часы, – приказал Коршун. – Если меня не будет, а в часах останется вот столько, на палец, ударишь тревогу. Понял?
– Чего не понять, – ответил Мордвин. – А говорят, что теперь ты вместо Шундарая.
– Прости, не сказал, – ответил Коршун. – Все так быстро произошло.
– А Шундарая повесили или расстреляли?
Как нехорошо получается. Надо же было человеку сказать! Хотя бы даже как подчиненному. Или роту собрать? Не надо собирать – в роте нет человека, кроме Мордвина, который бы не знал о том, что случилось.
– А ты куда? – спросил Мордвин. Он не обиделся. Не сказали, значит, не надо. Хотя он с Шундараем ладил. Мордвина хотели в тыл отправить, в город, а Шундарай не дал. И что делать в тылу Мордвину, который в жизни иного ремесла, кроме военного, не знает? Да и ходят слухи, что в городе с калеками, чтобы не кормить, поступают, как с бродячими собаками. Врут, наверное...
– По делу, – сказал Коршун.
– В медсанбат пойдешь?
– Зайду, – признался Коршун.
Дурак-дурак, а понимает.
Коршун пошел по траншее, потом по остаткам асфальтового шоссе, к грязному ручью. От него вверх, к развалинам. Когда-то здесь было много кирпичных домиков. Почему-то они развалились – остались груды кирпича. А за ними была видна большая длинная яма – в ней располагался госпиталь, который все называли санбатом.
Сюда попадали раненые или больные, кому можно было помочь. А если рана была тяжелая или смертельная да еще была опасность, что ты можешь попасть в плен, то тебя должны были добить свои. Такие на войне жестокие законы – ничего не поделаешь, ты же не в игрушки сюда приехал играть.
Охрана у санбата – место удобное и спокойное для бездельников и трусов – сидела в кружок, играла в кости. С охранниками играли и санитары.
Коршуна заметили, когда он уже спускался в яму.
– Ты кто такой? – спросил незнакомый охранник и потянулся к поясу.
Но старший охранник его узнал.
– Смотри-ка, Коршун, – сказал он, – новыми нашивками разжился. Ты что же теперь, за Шундарая будешь?
Коршун был недоволен тем, что охранник сразу догадался. Но ничего не оставалось, как признаться.
– Значит, все наследство тебе? – спросил тот же охранник – кривая рожа – и захохотал.
Коршун был настроен миролюбиво. Не потому, что охранника любил или боялся. Никого он здесь не боялся, но ситуация была такая сложная, что лучше остаться с охранником в хороших отношениях.
– Ты же знаешь, – сказал он серьезно, – чем эта история кончилась.
– Какая?
– Там, в низине казней.
– Говорят, что сбежал твой Шундарай. А другие говорят, что ты сам ему голову отрубил.