Видеоблог вампира
Шрифт:
– Кузьма! – крикнул пекарь в печь, заставив сморщиться мальчика от громкого голоса и сильного эхо.
– Да! – таким же эхом разлетелся по трубе голос мужчины, страховавшего Федю.
– Подтягивай веревку, он внутри!
Федя почувствовал, как сжалась его грудная клетка.
– Вы ведь не закроете печь? – спросил он и заплакал.
– Закроем, закроем и огоньку посильнее добавим, – сказал пекарь и засмеялся.
–
– Нет, конечно, он шутит, – сказал отец.
– Давай лезь уже, – произнес пекарь и протянул парню поскребок.
– А как?
– Как, как… встань для начала.
Федя медленно поднялся, стараясь не коснуться лицом грязных стен трубы. Со всех сторон его окружала чернота.
– Шкрябай, – сказал пекарь.
С каждым движением поскребка пространство вокруг Федьки все больше заполнялось пылью и копотью. Он чувствовал, как вдыхает эту гадость, и плакал от страха, обиды и отвращения.
«Почему я должен тут стоять?» – думал он, размазывая слезы грязной рукой по такому же грязному лицу.
В трубе было настолько тесно, что ему приходилось держать руки прижатыми к груди и с небольшой амплитудой шоркать поскребком.
– Вот, только ногой не сбей. – Пекарь поставил масляную лампу в печь, и Федька смог кое-как разглядеть поверхность, которую он скоблил.
Через десять минут пекарь сказал, чтоб Федька лез выше, и крикнул Кузьме тянуть веревку.
– Как мне лезть? – спросил мальчик.
– Ты в дверном проеме, упираясь руками и ногами, вверх лазал когда-нибудь? – спросил пекарь.
– Лазал, лазал, – услышал Федя голос отца, – давай, Федь, так же, как ты дома, руками и ногами упрись в стены и лезь.
– Не, не так. Кузя тебя подтянет, а потом, как остановишься, упирайся ногами.
– А поскребок? – спросил мальчик.
– В штаны сунь, если руки понадобятся.
– Ладно, – всхлипнув, произнес Федька.
Кузьма медленно подтащил веревку, подняв мальчика на метр от дна печи. Паренек вытащил поскребок и принялся скоблить, вдыхая нечистоты трубы. В сумраке мальчик еле-еле видел свою руку. Веревка впилась ему под мышки. Федя немного поджал ноги и уперся коленями в стену перед собой, а подошвами ботинок в стену позади. Когда нужно было повернуться, он кричал Кузьме, чтоб тот не отпустил его. Тогда Федя выпрямлял ноги и в подвешенном состоянии, слегка оттолкнувшись от стены, разворачивался и снова приступал к чистке.
Кузьма еще несколько раз подтащил мальчика. На высоте около трех метров Федя почувствовал, что во что-то уперся плечами, но мужчина протащил его еще чуть выше. В паре метров над собой он уже отчетливо видел
– Подожди! Ай! Больно, не тяни! – завопил мальчик. – Я застрял! Застрял!
– Чего ты там вопишь? – спросил Кузьма.
– Перестань тянуть! Больно! – продолжал кричать Федька.
– Тише ты, тише, – мужчина ослабил хватку.
Федя повис в трубе, скованный со всех сторон наросшей на стенах копотью и сажей.
– Помогите! – У ребенка началась настоящая паника. Он дергался и тряс ногами, пытаясь чуть съехать.
– Да не тяну я, не тяну, успокойся, балда, вот веревка просто лежит в руках, – сказал Кузя.
Внезапно Федька выскользнул и полетел вниз. Острая боль вонзилась в его ногу. В ушах звенело, голова кружилась, а отец с пекарем что-то кричали. Федьку выволокли из печи на пол пекарни, и он увидел свою правую ногу, согнутую в коленке против естественного хода в суставе. Боль отступила, когда мальчик потерял сознание.
Глава 2
Я снял продырявленную от пуль рубашку и, глядя на труп в полицейской форме, с оторванным ухом и смятой головой, почувствовал, что погружаюсь все глубже и глубже в бездну. Первое время, тогда, сто лет назад, когда меня обратили в вампира, я с трудом мог укусить человека и выпить крови. Мне было жаль людей, и я начал искать смертельно больных. Было не просто, но благодаря этому я смог договориться со своей совестью и привести свою жизнь в гармонию.
Бросив рубашку в яму, я, стоя лишь в трусах и носках, с тремя дырками от пуль в груди, схватил тело офицера за ноги и оттащил от лестницы ближе к могиле.
Жизнь, кстати, тогда в гармонию я привел, но вот сложности с поиском смертельно больных жертв заставили меня снова обратиться к совести. В тот день я предложил ей искать старых людей, тех, кому за восемьдесят. Совесть, немного подумав, дала ответ.
– Я не против, – сказала тогда она, – но как ты поймешь, кому семьдесят пять, а кому, к примеру, восемьдесят два?
– Верно, – ответил я ей, – никак. Может, я буду просто на глаз определять глубоких стариков?
– Мне очень не нравится эта идея, но… – совесть замешкалась, – но, я так полагаю, у нас нет другого выбора?
– Нет. Иначе мы умрем с голоду. Это не наша вина… таковы жизненные обстоятельства, – сказал я.
– Все очень печально, но, видимо, это наименьшее из зол, которые ты можешь сотворить.
Несколько раз полицейский спустил курок, а потом побежал по ступеням. Я впервые почувствовал на себе выстрелы. Действительно, останавливающий эффект у оружия был хороший. Наверное, это должно быть очень больно, не знаю, я ничего не почувствовал, кроме сильных толчков. Каждое попадание пули отбрасывало меня на шаг назад и замедляло. Очевидно, он понял, что оружие меня не берет, и, испугавшись, попытался удрать. А может, еще и потому, что увидел мои клыки и искаженное яростью лицо. Нагнал я его поздно, и он успел подняться в гостиную. Теперь придется мыть пол и стену. И найти ухо, которое у него отлетело после моего удара. Не было времени душить, да еще и такого кабана.