Видеть, не глядя
Шрифт:
Холодно и равнодушно он объявил, что разводится со мной. Что у него давно есть вторая семья, в которой у него растут двое детей. Что сыну недавно исполнилось шесть лет и ему нужен отец, и что дочери, которой четыре года, он устал объяснять - почему папа не живёт с ними. А затем также безэмоционально поставил меня в известность, что квартиру оставляет мне и ещё месяц готов содержать меня, пока я не найду работу, но сиделку и домработницу оплачивать не собирается, поэтому они лишь дорабатывают месяц, а потом уходят.
То, что я испытывала в тот момент, словами описать нельзя. Я любила Сергея всем сердцем и душой, а он, оказывается, давно изменял мне и все его ласковые слова, нежные прикосновения, улыбки - всё это было ложью.
Первые две
Жизнь кардинально изменилась и, наверное, если бы не животные, я бы впала в депрессию. Но требовалось двигаться дальше, как-то приспосабливаться и начинать всё с нуля.
А делом это оказалось непростым. Совсем не имея стажа работы и позабыв уже всё, чему меня учили в техникуме, я смогла устроиться только продавцом в небольшой магазинчик. И мне, привыкшей к тому, что домработница и сиделка всегда помогали, пришлось очень туго. Хамоватые покупатели, вечно недовольное начальство - всё это истощало меня морально, но я бы вынесла, если бы не приходилось выполнять и работу грузчика при приёмке товара. Этого сердце никак не пожелало терпеть, и как только ощутила первые симптомы, я взяла больничный, что естественно не понравилось моему работодателю, а затем он нашёл предлог и быстро избавился от меня.
Поиски второй работы дались тяжело и от голодовки меня спасли деньги Сергея, которые он, как и обещал, дал мне на первое время. А затем я устроилась продавцом в большой сетевой супермаркет, где имелись грузчики и жизнь хоть немного стабилизировалась.
Однако, как оказалось, ненадолго. Сегодня с самого утра я ощутила что-то тревожное, но не смогла разобраться в себе. Выгуляв собаку и наложив ему и коту корма, я убежала на работу, несколько озабоченная тем, что с самого утра мой пёс какой-то вялый. Но успокаивалась тем, что животные просто грустят по мне, сидя дома в одиночестве. Однако чувство тревоги росло всё больше, и я уже не знала, как унять предчувствия беды, поэтому отпросившись на пару часов раньше, я поехала домой, надеясь, что расслабившись, забуду обо всём. А дома застала умирающую собаку...
"Как же больно... Ну почему же он умер? Ведь и не старый был, и не болел... А впрочем, сейчас нет смысла об этом думать. Его больше нет, и никогда не будет. Никто больше не разбудит меня среди ночи, просясь погулять; не встретит, виляя хвостом и прыгая, с работы; не будет лукаво смотреть на меня и ожидать чего-нибудь вкусненького, когда я готовлю кушать; не принесёт мячик и отдав, не залает, как бы прося снова его бросить и продолжить игру... Ничего этого не будет... Много чего вообще больше никогда не будет" - снова навернулись слёзы, и позволив себе всхлипнуть один раз, чтобы хоть немного облегчить душевную боль, я сжала кулаки, пытаясь успокоиться. Сердце в груди щемило всё сильнее, и глубоко вздохнув, я попыталась размеренно дышать.
"Боже, что же делать теперь? Как всё это перенести? Сначала уход Сергея, потом любимого пса... Мне скоро тридцать, а жизнь уже кажется законченной и в ней не будет ни одного светлого момента. Да и кому я нужна...".
Открыв глаза, я бросила взгляд в зеркало, висящее на стене, а потом поднялась и подошла к нему, рассматривая себя. Красные, опухшие от слёз веки делали и так не особо симпатичное лицо отталкивающим, а голубые глаза были мутными от невыплаканных слёз. "А вообще странно... Хм, почему я никогда не обращала на это внимания? Да, мне тридцать, но я точно не выгляжу на свой возраст. Морщин совсем нет и кожа, как в юности, гладкая и чистая. Вот только волосы..." - я поморщилась, потому что волосы не то чтобы выдавали мой возраст, а даже прибавляли его.
В пепельно-серых волосах седины уже виднелось столько, сколько у женщин лет сорока пяти - пятидесяти, и самое отвратительное, что закрасить её не получалось. Первая седина появилась сразу после попытки самоубийства, и с каждым годом прибавлялось всё больше, а краска для волос не помогала. Точнее, краситься волосы мне нельзя было. Какой бы фирмы краску я не купила, и какого бы цвета, как только я наносила её, кожу головы начинало так печь, что я моментально бежала всё смывать, боясь остаться вообще без волос. И вот теперь седина уже начала проступать прядями, а не отдельными волосками. "Наверное, ещё лет пять, и я поседею полностью... И буду выглядеть сухонькой старушкой с молодым лицом... А впрочем, какая разница, как я буду выглядеть. Не хочу больше ничего. Хватило и одного мужчины в жизни. Сергей своей второй жизнью так нагадил в душу, что я вряд ли захочу ещё раз пройти через второй замужество. Да и не хочу взвалить кому-нибудь на плечи свои проблемы. Никто не вынесет моих постоянных болезней... Буду жить с Маврикием Петровичем... пока он не умрёт" - сердце снова болезненно кольнуло внутри, потому что и кот однажды должен был умереть, а значит, придётся снова переносить эту боль. "Ох, нет, нельзя сейчас об этом думать!" - скомандовала я себе и, отвернувшись от зеркала, осмотрела комнату в поисках своего любимого рыжего комка.
Но его было не видно, а попытки позвать ни к чему не привели. "А может так и лучше. Если бы он сейчас пришёл и запрыгнул ко мне на руки, я бы снова ощутила новую волну боли. Ведь раньше одной рукой я гладила его, а второй - собаку. А теперь... Ох, ну опять! Нельзя об этом думать. Нужно хоть на пару секунд отвлечься. Хоть как-нибудь, иначе я точно расплачусь, и начнётся истерика, а потом меня уже ничего не остановит и закончится всё больницей".
Однако как отвлечься, я совершенно не представляла. "Может ужин приготовить и поесть?". Но этого совершенно не хотелось и мысли о еде вызвали отвращение. "Только хуже себе сделаю... Да и тяжело придётся, ведь некому будет бросить даже печеньку или что-нибудь вкусненькое... Значит, кухня отменяется. Может тогда телевизор включить?... Нет. Любой звук сейчас болезненно ударит по натянутым нервам... Попробовать почитать?... Не смогу сосредоточиться" - всё, что приходило в голову или раздражало, или напоминало об умершей собаке, и я снова всхлипнула. "Ладно, пойду хотя бы приму душ. После того, как копала яму, вся испачкалась и нужно смыть грязь" - решила я и поплелась к ванной комнате.
Водные процедуры не принесли облегчения, а как назло ещё больше напомнили об умершем любимчике. "Он так любил купаться... И так комично фыркал всегда, а потом выбегая с ванны обтряхивался и приходилось заново мыть пол... А теперь этого не будет..." - тоскливо пронеслось в голове и я направилась в спальню, чувствуя, что сил больше нет. Сейчас хотелось одного - лечь и больше никогда не двигаться.
Идя по коридору, я поймала себя на мысли, что прислушиваюсь к звукам и хочу сейчас услышать, как сзади, ступая по ламинату и цокая когтями, за мной идёт пёс, но в квартире было настолько тихо, что самой захотелось завыть.
В спальне, даже не высушив волосы, я забралась под одеяло, чувствуя, что меня уже знобит от боли, цепко засевшей в груди, а потом не выдержала и разрыдалась. "Ну и пусть попаду в больницу... Пусть! Может, вообще умру, и больше не будет этих мучений! Я должна выплакать свою боль, иначе сойду с ума! Что это вообще за жизнь такая, в которой необходимо себя во всём ограничивать? Это не жизнь, а мука!" - плача навзрыд, подумала я и уткнулась в подушку.
Сколько это продолжалось, не знаю, но в какой-то из моментов я ощутила, что стало немного легче и даже сердце перестало сильно болеть, а потом на кровать запрыгнул Маврикий Петрович, и как, обычно улёгшись рядом со мной на подушку, замурлыкал. Этот тёплый комочек своим мурчанием убаюкивал и, прижав его к себе, я прошептала: