Видоизмененный углерод
Шрифт:
Химические препараты. Я до сих пор не мог прийти в себя от коктейля Мириам Банкрофт и новых приключений не хотел. Я твердо сказал себе, что это мне не нужно ни при каких условиях.
Впереди и вверху, над головами многочисленных вечёрних прохожих, я увидел голографическое изображение гитариста-левши, играющего перед «Хендриксом». Вздохнув, я пошел вперед.
Не успел я пройти полквартала, меня обогнала громоздкая автоматическая машина, прижимавшаяся к тротуару. Она была похожа на робота-ползуна, убирающего улицы Миллспорта, поэтому я не обратил на неё внимания. Через
– …из «Домов» из «Домов» из «Домов» из «Домов» из «Домов» из «Домов»…
Голоса томно стонали и ворковали, мужские, женские, накладываясь друг на друга, сливаясь в хор мук оргазма. Навязчивые образы представляли всю палитру сексуальных предпочтений – настоящий водоворот мелькающих чувственных ощущений.
– Настоящее…
– Нерезаное…
– Полное воспроизведение чувств…
– Подстроенное…
Словно в подтверждение последних слов, случайные образы слились в поток разнополых комбинаций. Судя по всему, этим великим разнообразием опций сканировалась моя реакция, и результат поступал непосредственно в передающее устройство. Технология высочайшего уровня.
Поток закончился телефонным номером, выведенным ярко светящимися цифрами, и возбужденным мужским членом в руках женщины с длинными чёрными волосами и алыми губами, изогнувшимися в улыбке. Она заглянула мне прямо в глаза. Я ощутил прикосновение её пальцев.
«Голова в облаках, — выдохнула женщина. – Вот на что это похоже. В жизни ты не поднимешься на небеса, но вот это можешь себе позволить».
Уронив голову, она провела губами по члену. Как будто это происходило со мной. Затем чёрные волосы сомкнулись с двух сторон, закрывая занавесом изображение. Я оказался на улице, шатающийся, покрытый потом. Автореклама проехала дальше. Опытные прохожие отшатывались от проезжей части, выходя из зоны действия передатчика.
Я обнаружил, что отчётливо помню номер телефона. Жаркий пот быстро остыл, и меня охватила холодная дрожь. Расправив плечи, я пошел дальше, пытаясь не обращать внимания на понимающие взгляды прохожих. Я уже почти успел прийти в себя, когда толпа впереди поредела, и я увидел перед парадным входом «Хендрикса» длинный, приземистый лимузин.
Натянутые до предела нервы заставили руку дернуться к убранному в кобуру «немексу», прежде чем я узнал машину Банкрофта. Шумно выдохнув, я обошел лимузин и убедился, что за рулем никого нет. Я остановился в недоумении, но тут люк пассажирского салона открылся, и из машины выбрался Кертис.
– Надо поговорить, Ковач, – драматичным тоном, каким говорят герои дешевых голофильмов, произнес он, и я едва не издал истеричный смешок. – Время принимать решение.
Оглядев его с ног до головы, я по каким-то едва уловимым мелочам в осанке и поведении понял, что он усилился химией, и решил немного повеселиться.
– Согласен. Прямо в лимузине?
– Здесь
Я прищурился. В голосе шофера прозвучала неприкрытая враждебность, также бросающаяся в глаза, как и затвердевший член, проступающий через безукоризненно отутюженные брюки. Впрочем, и у меня самого была такая же опухоль, правда, постепенно рассасывающаяся. Но я отчётливо помнил, что лимузин Банкрофта оснащен системой защиты от уличной рекламы.
Тут дело в чем-то другом.
Я кивнул на двери отеля.
– Хорошо, пошли.
Двери открылись, впуская нас, и «Хендрикс» ожил.
– Добрый вечер, сэр. Сегодня вечером к вам нет гостей…
– Ты разочарован, да, Ковач? – фыркнул Кертис.
– …и не было ни одного звонка после вашего ухода, – невозмутимо продолжал отель. – Вы хотите пригласить этого человека в качестве гостя?
– Да, разумеется. У вас есть бар, где мы могли бы посидеть?
– Я же сказал – к тебе в номер, – прорычал Кертис и тотчас же взвизгнул, налетев голенью на низенький столик с металлической крышкой.
– Бар «Полуночная лампа» находится на этом этаже, – неуверенно произнес отель, – но в нем уже давно не было посетителей.
– Я сказал…
– Заткнись, Кертис. Разве тебе никто не говорил, что торопиться во время первого свидания нельзя? Хорошо, пусть будет «Полуночная лампа». Зажгите её для нас.
В противоположном конце вестибюля, рядом с консолью автоматического заселения постояльцев широкая секция задней стены с недовольным скрежетом сдвинулась в сторону, и в образовавшемся отверстии зажегся свет. Не обращая внимания на презрительно фыркающего у меня за спиной Кертиса, я шагнул в проем и заглянул в бар «Полуночная лампа», к которому вела короткая лестница.
– Это устроит. Заходи.
Внутренний интерьер бара «Полуночная лампа» оформлял человек, подошедший к работе чересчур буквально. Стены, покрытые психоделическими завитками полуночной синевы и багрянца, были увешаны гирляндами самых разнообразных часов, показывающих или строго полночь, или полночь без скольких-то минут, переплетенных со всеми известными человечеству видами ламп – от первобытных глиняных светильников до световых сосудов с распадающимися энзимами. Вдоль противоположных стен стояли скамьи, а перед ними столики с крышками в виде, циферблатов. Центральную часть помещения занимал круглый бар в виде старинных часов. У цифры двенадцать застыл неподвижно робот, состоящий исключительно из часов и ламп.
Фантастическое ощущение усиливалось благодаря полному отсутствию других посетителей. Проходя к ожидающему нас роботу, я отметил, что Кертис немного успокоился.
– Что будут пить джентльмены? – неожиданно произнесла машина, не имеющая видимого голосового отверстия.
Её лицо было сделано в виде древних аналоговых часов с тонкими, словно паутина, стрелками в стиле барокко и римскими цифрами. Я обернулся к Кертису.
– Водку, – бросил тот. – Со льдом.
– Виски. Того же сорта, что в баре из номера. Комнатной температуры, пожалуйста. Оба напитка запишите на мой счет.