Видящая
Шрифт:
– Прости, Видящая, – так и не вернув себе обличье человека, заговорил он. – Я оказался неправ. Не трогай семью, усмири ведена, прошу. Мы поможем тебе уйти. И сделаем так, чтобы все забыли и о тебе, и о твоем быстром выздоровлении.
Я тяжело дышала, весила птица предостаточно, или у меня кончились последние силы. А еще пыталась вникнуть в слова чудовища, но получалось плохо. От пернатой защитницы шло тепло, отчего мне казалось, что волны охватывали тело, изгоняя боль, принесенную присосками.
– Видящая, – снова привлек к себе внимание, Королев. – Ты согласна?
– Согласна, – прохрипела я с трудом. – Выводите меня отсюда и верните вещи.
Врач судорожно закивал, а птица, как показалось, одобряюще заклекотала. Значит, пока что я все делала правильно. Пусть происходящее заставляло меня усомниться в собственном здравом смысле, неважно. После. После обязательно во всем разберусь. Главное, убраться отсюда и оборвать все ниточки, связывавшие мою персону и волшебное выздоровление.
– Быстрее, – повысила я голос. – Или мне попросить ведена вам помочь?
Я блефовала, впервые в жизни говоря о том, о чем понятия не имела. Но, видно, не ошиблась, Королев побледнел и метнулся за дверь. Спустя несколько долгих минут он вернулся с моей сумкой, сапогами и чужой женской одеждой.
– Прости, Видящая, – врач опустил взгляд, но нет, да нет, а опасливо поглядывал на птицу. – Твоя одежда пришла в негодность, в ней невозможно ходить. Я имел смелость предложить вещи своей дочери. Они чистые, не волнуйся.
Меня передернуло от омерзения. Как представила, что ткань прикасалась к черной обугленной коже, чуть не рассталась с ужином. Но деваться было некуда, не в больничной же рубашке идти.
Добраться бы до дома, а там я эту одежку выкину и сразу же в душ пойду, отмываться.
– Хорошо. Выйдите, переоденусь.
Королев вновь закивал и как будто с радостью выполнил требование.
– Смотрите, без фокусов, – добавила я, глядя, с какой скоростью чудовище уматывало в коридор.
Наконец, в палате, кроме меня и птицы, никого не осталось. Я с облегчением откинулась на подушку. Пернатая спасительница спустилась с тела на койку и, зацепляясь изогнутыми когтями за белье, влезла на подушку. Остановилась возле моего лица, наклонилась, задевая серпообразно загнутым клювом нос.
– Кра-кра-кра, – подала она голос, смотря большим выпуклым глазом мне в глаза. – Кра-кра-кра.
Я даже дышать перестала, не зная, чего ждать от птицы. Та тоже замерла.
– Птичка, красивая, – прошептала одними губами. – Что ты хочешь? Я не понимаю.
Пернатой, видимо, надоело ждать нужной реакции, потому птица, недолго думая, оцарапала когтем мою руку. Взвизгнув от неожиданности, я внезапно все вспомнила. Перед внутренним взором проносились минувшие события, словно кто-то решил перемотать пленку моей жизни назад. Черная малявка с хоботом, Королев в образе монстра, первое пробуждение, боль, яркая молния ножа, бьющего в грудь, парень с шестом, нападение.
– Мама, – прошелестела я, когда видения ушли. – Мама…
А потом судорожно схватилась за грудь, ощутив вдруг фантомную боль от ножа.
Потихоньку сердцебиение успокаивалось, дыхание выравнивалось, а неприятные ощущения сходили на нет. Я пришла в себя и первым делом заглянула за ворот рубашки, ища следы от ножа. Вот только следов не было: чистая кожа, ни царапины, ни шрама, ни малейшего намека на то, что меня, в общем-то, убили, заколов кинжалом.
Поморщившись от мыслей, лезших в голову, я в который раз пообещала себе, что потом во всем обязательно разберусь, сейчас же мне следовало одеться и покинуть, наконец, больницу, ставшую сумасшедшим домом.
С трудом сдерживая брезгливость, натянула шмотки дочери Королева, обулась, проверила сумку. Телефон был на месте, как и кошелек с остатками пособия. Я вздохнула, ощущая озноб, будто от высокой температуры. Поудобнее перекинула лямку и потащилась к двери.
– Кра-кра. Кра.
В тишине палаты голос ведена прозвучал особенно громко и пронзительно. Я остановилась, взглянула на птицу, которая до того времени сидела тихо и, казалось, не шевелилась.
– Хочешь со мной? – спросила, как никогда, ощущая себя ненормальной.
Веден нетерпеливо взмахнул крыльями, будто намеревался взлететь, но с места не сдвинулся.
– Ты хочешь, чтобы тебя несла я? – озарило меня внезапно.
Птица наклонила голову, словно кивая, соглашаясь с моими словами.
– Ну, ладно. Попробую.
Я вернулась к койке и в нерешительности окинула взглядом ведена. Судя по кинжалообразным когтям и загнутому клюву, птица относилась к хищным. И, честно говоря, мне было страшновато брать в руки существо, столь хорошо одаренное средствами для убийства. Слишком сильно запечатлелось в память мое собственное.
– Кра! – веден топтался на подушке. – Кра!!!
– Давай, накрою тебя полотенцем? А потом возьму на ручки. Ты согласна? – решилась я.
И даже за вышеупомянутое полотенце схватилась, намереваясь набросить его на птицу. Вот только пернатую спасительницу такое предложение не устроило. Была б она человеком, наверное, покрутила пальцем у виска. А так лишь презрительно отвернулась.
– И что с тобой делать? – уныло протянула я. – Боюсь я тебя с такими стилетами голыми руками брать.
Птица повернулась и совсем не по-птичьи закатила глаза. Затем поковыляла ко мне и, подцепив клювом полотенце, настойчиво подергала. А потом и вовсе мотнула себе на ногу. Зацепилась, упала на спину, возмущенно проорав что-то явно нецензурное на своем птичьем.
– А!!! – дошло, наконец, до меня. – Ты хочешь, чтобы я обмотала свою руку полотенцем и посадила тебя?
Сердитое «кра» стало ответом.
Пусть удивление и зашкаливало, я действовала. Намотала полотенце на запястье и предложила птице взобраться, что та с видимым удовольствием сделала.