Вихри перемен
Шрифт:
А начался их путь с серьезных подвижек в самой чеченской диаспоре Казахстана. Когда они поняли, что Союза больше не будет. А дело идет к созданию национального казахского государства, то засуетились, засобирались на историческую родину. В Чечню.
Старейшины приняли решение. И род за родом начал сниматься с нажитых мест.
Она была в отчаянии. Все кончено! Пропали все ее многомесячные усилия.
Как она понимает свою маму теперь! Ах, мама, мама! Ты вкладываешь в эти отношения всю себя. Душу. Тело. Стремление к счастью. А он…
Она подошла к шкафчику. Достала таблетку. Положила в
Но тогда выход нашелся совсем с неожиданной стороны. В это самое время «нохчи» начали проникать и в Москву. Кто пытался заниматься бизнесом, кто охранять этот самый бизнес. Появились широкие возможности, чтобы проявить свои способности. И дальний родственник Сулбановых Гелани Акмазов позвал Вахида к себе.
Весь род поехал в Чечню, а он с двоюродными братьями – в Москву. И забрал ее с собою.
Тут он быстро продвинулся. Потому что умел «разговаривать» с любыми, даже с самыми отмороженными на всю голову людьми. Тогда все в Москве считали их настоящим зверьем, которое, не задумываясь, пускает в ход ножи и пистолеты. А он играл роль этакого «благородного индейца», друга белолицых москвичей.
Несколько раз он брал ее с собою в рестораны, где собирались московские «нохчи». Среди них тоже были разные люди. И обжившиеся в Москве, слегка лощеные ребята. Важные, комично тщеславные – все в золоте. Чаще всего с русскими нафуфыренными красивыми, но насквозь провинциальными девчонками. Были и бородатые, темные люди, дикого «кавказского» вида. Простые дети гор, еще не испорченные плодами цивилизации. Судя по каким-то их коротким репликам и восклицаниям, они занимались в основном рэкетом. Или охраной своих авторитетных бизнесменов.
Она ходила с ним. И в отличие от других девчонок понимала, что ее нисколько не устраивает роль подруги чеченского разбойника. Да, благородного, по-своему честного, но все равно разбойника.
Ну и решила она для себя, что надо как-то пытаться самой стать на ноги. Устраивать свою жизнь. Может быть, даже и без него.
Вот она сегодня и завела этот свой разговор о работе. Он сначала все отмалчивался. А потом заявил:
– Нечего тебе работать! Что я не могу тебя обеспечить?! Тебе чего-то не хватает?
«Всегда с ними, с мужиками, так. Все самолюбие играет. Не может понять, что дело даже не в барахле. А в том, что ей не хватает жизни. Свободы. Людей».
– Мне скучно! Одной! Не с кем пообщаться. Ты все время занят. У тебя дела! Друзья!
– Общайся с братом! – рыкнул он. – С Фатимой в конце концов!
С Фатимой! С этой килькой сушеной. Какая-то она не от мира сего. Уперлась в свой Коран. Даром, что молодая. И все читает его, читает. И все долдонит, что по Корану Аллах Вахида накажет за то, что он живет с неверной. И ей тоже заявила недавно. Если, мол, она, Людка Крылова, хочет быть женой, женщиной восточного человека, то должна, мол, соответствовать. Принять ислам. Одеваться, как чеченка. Ни в чем не перечить мужу. Рожать детей. И никуда не лезть. В общем, ноги мыть и воду пить. Ну, нет уж! Быть такой, как она? Не дождетесь!
И Людка вспоминает узкое, плоское
Поцапались они с утра. И пока он одевался, чтобы уйти, она сидела в углу. Смотрела на него. И ей было страшно. Во всем его облике было что-то от среднего размера медведя. Могучий торс. Огромные, как лопаты, кисти рук, торчащие из рукавов. Жесткие, буграми мускулы. Раньше она млела и таяла в его руках. А теперь боялась. А вдруг он кинется ее в гневе душить?
А какое у него было лицо! Оскорбленного ребенка.
Ох, годится ли он на ту роль, которую она ему приготовила? Роль мужа, отца счастливого семейства. Раньше она свято верила в народную мудрость, которая гласит, что «ночная кукушка всегда дневную перекукует». Но в данном случае она стала сомневаться.
Время уходит. А женщина может любить только здесь и сейчас. Жестокая действительность жизни. И скоротечность молодости и красоты, страх потерять свой шанс на счастье заставляют ее торопиться. И делать ошибки. Не сделала ли она ее тогда, когда сентиментально поверила, что за этой каменной стеною можно укрыться от всех горестей и невзгод.
В конце концов, ей хочется нормальной жизни. И она думала, что он сможет ее понять, несмотря на разницу в воспитании и образе мыслей.
«Неужели ему не постичь даже такого простого смысла, что мужчина оправдывает свою жизнь перед Богом делами, а женщина – детьми?
Хотя почему же? На детей они всегда готовы. Только на их условиях. Сиди в клетке. И рожай».
Но не такой она человек, чтобы сидеть, как птица в клетке. Тем более что клетка эта вовсе не золотая.
VII
В Москву приехала выставка картин из-за рубежа. В те дни – словно чудо какое-то! Дубравин решил сходить. Чтобы отвлечься от повседневных страстей.
Кое-как через «завхоз», «директор магазина», «товаровед» достал билеты. И ранним утром, еще до работы подался туда. Но народ тоже не лыком шит.
Очередь, занятая еще с вечера, медленно движется ко входу. К счастью, достаточно быстро. Александр Алексеевич удачно пристраивается к «организованной группе» во главе с экскурсоводом – невысокой беленькой женщиной с мягким, интеллигентным лицом. И оказывается в зале.
Полотна великих мастеров… Приглушенная атмосфера зала… Куда-то в сторону уходит суета жизни.
Он отстает от группы. Долго стоит перед портретами, внимательно рассматривает лица. И наконец натыкается на то, что ему нужно. Питер Брейгель. Цепочка слепых людей бредет по заболоченной дороге. Каждый ухватился за плечо другого. И все вместе они идут куда-то в неведомое.
«Так и мы! – думает Дубравин. – Собралась кучка слепых. Куда идти? Как идти? Все тычутся в стены. Никто ничего не понимает. И вдруг встает один и говорит: “А я вижу! Вижу, куда надо идти!” И все сразу с надеждой: “Он видит! Он знает!” Хватаются за него. Держатся. Кричат: “Веди нас!” И уже не важно – видит он на самом деле или просто блефует. И так же, как и они, плутает во тьме. Главное, что он взял на себя ответственность.