Викинг. Во власти огня
Шрифт:
Когда всё успело так измениться?
— Приходи сюда, когда захочешь, милая, — улыбалась мне Хэльга, когда все викинги под руководством Эйнара ушли по делам, а все девушки были задействованы в приготовлении еды для мужчин. И того самого бесплатного обеда, когда любой желающий мог войти в стены Чертога и кушать столько, сколько захочет.
Викинги, смертники, Бьёрн и даже Варг — все кормились с одной кухни.
Разве это не было странным и жутко нелогичным?
Только эта идиллия в мире холода и жестокости не могла длиться вечно.
Кажется,
Словно кто-то дрался.
И кричал.
Сильно и надрывно.
Викинги сразу кинулись по коридору, а я подскочила на своем месте, когда раздался рев Варга:
— Все вон!
Мне казалось, я слышала его голос разным: холодным. Игривым. Надменным. Лукавым. Жестоким.
Но еще никогда он не кричал вот так.
С яростью и злобой, от которой волосы вставали дыбом, потому что этот мужчина мастерски умел контролировать свои эмоции… если только дело не касалось наших странных игр.
Но сейчас он словно сломался.
Словно эмоций было слишком много, и они били через край.
Выплескивались огнем такой силы, что его сложно было даже измерить.
Я только сжалась, когда звуки борьбы и какое-то бормотание стали приближаться, и в этот раз крикнул Бьёрн:
— Уйдите все с дороги к чертям!
Нет, я бы ни за что не решилась встать и просто выглянуть из кухни.
Но в голосах отчетливо узнала Варга, Бьёрна и Лекса.
Того самого русского бандита, чей низкий раскатистый бас так сильно отличался от всех прочих, совершенно резонируя с его чертовой голливудской внешностью истинного принца.
Он и сейчас отличался от остальных тем, что кричал.
Кричал на русском о том, что убьет его.
Убьет кого-то.
Разорвет руками на части и окропит землю кровью.
Он кричал… сквозь рыдания.
И от этого волосы вставали дыбом.
Казалось, что весь Чертог вмиг замер и застыл, впитывая в себя этот крик и теряясь от боли и ужаса.
Что сделали со смешливым озорным Лексом, чье обаяние было больше самого Ванкувера?
Я замерла и вся сжалась, когда увидела, как мимо распахнутой настежь кухни прошли Варг и Бьёрн, которые буквально волокли на себе Лекса.
Он был просто в ужасном состоянии.
Вернее, все трое.
Хватило и пары секунд, чтобы понять, что мужчины бледны, сосредоточенны и просто в ужасном настроении.
— Господи боже… — прошептала Хэльга первой, выражая в данном случае общие эмоции.
И мои в том числе.
Женщина прижала руки к груди, что-то зашептав на своем языке, словно молилась.
— Плохи дела, — ввалился на кухню один из викингов, чьи глаза напоминали два блюдца, а длинные волосы были всклочены, словно он пробирался через заставу врагов, чтобы добежать до нас. — Убили главу русского квартала!
Ахнули все одновременно, а я прижала ладонь к губам, в первую секунду
Снова потерял.
**********************
В груди было месиво.
Словно мне выстрелили из дробовика, но я почему-то остался жив.
Не было ни слов, ни мыслей.
Только дышать было больно.
Эта блядская судьба никак не хотела угомониться и кидала в новый ад, когда только начинало казаться, что всё может быть не так и плохо!
Она словно проверяла меня на прочность, каждый раз что-то ломая внутри, когда отбирала тех людей, к которым я был искренне привязан.
Которых я любил, как только мог.
Алексей-старший должен был жить!
Он должен был увидеть своих внуков и правнуков и умереть тихой смертью в кругу семьи через много-много лет!
Но, черт возьми, только не сегодня!
Только не так, что от него не осталось практически ничего, что можно было бы похоронить!
— Надо бы, чтобы Лекса осмотрел док.
Я поднял глаза на Бьёрна, который вошел в кабинет и выглядел, прямо скажем, не самым лучшим образом после бессонной ночи.
И с новыми шрамами где-то глубоко внутри.
Так глубоко, что невозможно вылечить.
И забыться тоже невозможно.
Знаю, что я выглядел ничуть не лучше.
Пропахший гарью, с сажей на одежде. С адом в глазах. С дырой в груди, которая уже не зарастала.
Я тяжело потер переносицу, замечая, что мои пальцы дрожат, и встал с края стола, чтобы достать бутылку водки и рюмки, отозвавшись:
— Пусть пока спит. Дай ему пару часов на этот омут, потому что потом будет еще хуже. Сожженные руки — это ничто по сравнению с тем, что он будет чувствовать, когда проснется и поймет, что всё это паршивая реальность, а не кошмарный сон.
Я знал это по себе.
Проживал снова каждую гребаную минуту смерти собственной души во второй раз.
И если бы только была хоть одна возможность не дать Лексу пережить это, я бы сделал всё.
Не пожалел бы собственной никчемной жизни, потому что собственная смерть не так страшна, как жизнь, в которой ты будешь винить себя за то, что не успел.
Не смог.
Не защитил.
Вид Лекса стоял перед моими глазами, и я знал, что не смогу забыть страшной минуты, где мой друг раскидывал руками обгоревшие части машины в попытках отыскать собственного отца.
Хотя бы что-то, что могло остаться после чудовищного взрыва, от которого части его джипа разлетелись на несколько десятков метров, ударной волной выбив все стекла в близстоящих домах.
Он кричал до хрипоты и звал его, с безумными глазами кидаясь по черному выжженному асфальту, где не было даже крови… Надежда умирает последней. И она еще жила в Лексе, даже если сердце разрывалось и сводило с ума от боли, потому что оно понимало: отца больше нет.