Викинг
Шрифт:
Мои товарищи не были единственными скандинавами на празднике. Имелось еще не менее полусотни персонажей, в которых мой — уже наметанный — глаз опознал северян.
Очень интересно!
Я обратился за консультацией к Трувору, и тот в промежутках между глотками поведал, что в Ладоге постоянно обитает не менее трех сотен скандинавов. В основном почему-то данов, то бишь датчан. И примерно столько же пришлых. Со многими Трувор был знаком лично. Кое с кем даже ухитрился сходить вместе в походы. Под флагом Сокола, разумеется.
— Вот этого, например, зовут Гуннбьёрн Весло, — Трувор неуважительно ткнул пальцем в плечистого блондина, увешанного драгметаллами, как елка — игрушками. — Хэрсир Рагнара-конунга. А сейчас небось приехал вынюхивать: нельзя ли тут храбрым данам поживиться. Это хорошо, что мы здесь.
— Почему? — поинтересовался я. — Нашего ярла испугаются?
— Кто испугается, Рагнар? — Трувор расхохотался. — Это Рагнара все боятся. Кроме нас. Хрёрек — сам дан. И родич ихнего главного конунга, Харека. Да и с Рагнаром-конунгом они в родстве, они — оба Инглинги [16] . Великий воин, этот Рагнар. Его удачи на десятерых конунгов хватит, вот что я скажу. А с Гуннбьёрном мы как-то девку не поделили. Набили друг другу шишек! А девка в результате досталась другому! — Трувор громко захохотал и махнул Гуннбьёрну кубком. Тот осклабился в ответ и салютовал рогом.
16
Инглинги — одна из самых влиятельных и древних династий конунгов. Прародитель — некто Ингве Фрей, чья родословная, в свою очередь, восходит непосредственно к Одину. Интересующихся отсылаю к «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона.
Появились скоморохи. Два дядьки в пестрых штанах и мелкий медведь с обрезанными когтями.
Скоморохи устроили пляс в стиле французской комедии: с пинками под зад и плевками друг в друга. Больше всего доставалось мишке.
Не люблю, когда издеваются над животными.
— Вот бы им настоящего медведя! — крикнул я Трувору.
Тот захохотал. Решил, что шучу. И шутка ему понравилась. Передал дальше.
Через минуту все наши варяги хохотали, представляя на месте мелкого медвежонка матерого зверя. И по ходу комментировали, что бы он сделал со своими мучителями.
А скоморохи еще пуще старались, полагая, что это их ужимки так развеселили княжьих гостей.
Слово взял Гостомысл.
Князь уже слегка набрался, лицо его приобрело красивый бордовый цвет. Но держался он твердо, и язык не заплетался ничуть.
Для начала он поблагодарил всех присутствующих, что почтили…
Потом персонально каждого из тех, кто позначительнее. Последним почествовал нашего ярла. Дескать, любит его более всех прочих. Можно сказать, как сына. За доблесть, щедрость, удачу и безупречный послужной список. Посему сейчас выйдет его, Гостомысла, придворный сказитель и исполнит свежеиспеченную великую балладу в честь недетских подвигов датского Сокола.
И сел.
А на сцене появился этот самый гусляр. Один к одному — средний дедушка с картины Васнецова. Положил гусли на коленки и… запел. Красиво так запел, пусть и на одной ноте, но — завораживающе. Почтенная публика даже на некоторое время жрать перестала. Заслушались.
Биография у нашего ярла была богатая. Для начала — отличное происхождение. Королевская кровь по материнской линии. Впрочем, насколько я помню, королей, то бишь конунгов, в древней Скандинавии было — что блох на мертвой крысе. За каждой скалой по конунгу пряталось. Но наш ярл — не просто королевской крови, но, считай, божественной. Он ведь потомок самого легендарного Инге, а тот, как всем известно, — потомок Одина.
Но кровь кровью, а молодечество молодечеством. Наш ярл, если верить певцу, показал себя отменным воином еще с молочных зубов. А уж потом кого только не обижал: и франков, и фризов, и англов с ирландцами. Досталось от него даже румам, то бишь — византийцам. А уж с какими достойными людьми водил ярл дружбу…
Как только деду удалось запомнить такое количество имен и прозвищ, да у каждого имени — родословная, а у каждого прозвища — отдельная маленькая история возникновения. И это притом, что певец был наш, словенский, а великие предки Хрёрека — почти сплошь скандинавы. Хорошо подготовился дедушка.
Словом, хвалебная ода растянулась почти на час. Но народ, блин, внимал. И внимал с почтением.
— Ты не скалься! — сердито дохнул мне в ухо Трувор. — Чистая правда все!
Ну правда так правда.
— Я не скалюсь, я радуюсь. Не знал ведь, какой у нас славный ярл!
— Ну другое дело! — Расслабившийся хольд собственноручно налил мне пива. — Во здравие Красного Сокола!
Потом были всякие игры и затеи силового направления. Я не участвовал, но с интересом наблюдал. В стрелковых состязаниях победили местные. Со ста метров — в нарисованный глаз, кучно, по три стрелы сразу. В скачках, вернее, в соревнованиях по управляемости и акробатике (иначе не назовешь) с изрядным отрывом выиграли какие-то южане; а вот в борьбе победил наш. Стюрмир. Исключительно за счет невероятной мощи. Прочих викингов тоже Бог силушкой не обидел: находились и покрупнее, и потяжелее. Но ни у кого не было таких плечищ и ручищ, как у Стюрмира. Своего последнего противника, одного из приятелей хэрсира Гуннбьёрна, ражего мужика килограммов под сто, Стюрмир, изловчившись, ухватил за глотку и за штаны, вскинул над головой, как тяжелоатлет — штангу, и, присев, метнул (не бросил, а именно метнул) наземь.
К моему несказанному удивлению, после жестокого захвата и сокрушительного падения противник Стюрмира не только не стал инвалидом, но даже сознания не потерял. Поднялся, повертел кудлатой башкой, потер горло, на котором багровели отпечатки Стюрмировых «крючьев», и побрел на свое место. А через минуту уже опять жрал и хлестал пиво наравне со всеми.
Нет, блин, это не люди. Неандертальцы какие-то.
Потом наступил черед танцев. Вернее, воинских плясок. Без женщин. То есть женщины были, и в достаточном количестве, но в хореографии не участвовали, а только восхищенно лицезрели. Тут уж и я подразмялся. Прогнал разминочный комплекс, когда-то выученный у китайских умельцев бо. В общество вписался органично.
Веселье закончилось затемно, под вопли лягушек и раздражающий звон комаров.
Потом была ночь и милая мягкая девочка с пшеничными косами, пахнущая скошенной травой. Хорошо было.
А утром праздник кончился. Начались воинские будни.
Глава двадцать вторая,
в которой герой сначала участвует в сумасшедшем марш-броске, а потом — в настоящей битве
Этим утром Трувор решил выполнить обещание и взялся учить меня обоерукому бою.
В принципе, сражаться обеими руками я умел и раньше. Мне было просто интересно, есть ли в варяжском двухклинковом бое какая-то школа, или же это просто уровень индивидуального мастерства.
Школы как таковой не было. Не было даже конкретных приемов (предполагалось, что конкретикой обучаемый овладевал еще на предыдущем уровне). Само фехтование немного напоминало испанскую школу шпаги и даги, описанную Торресом и Перпиньяном [17] . Причем, что интересно, так же, как и с дагой, допускался обратный хват, хотя длина клинка даги — максимум сантиметров тридцать, а варяжский меч никак не меньше шестидесяти. Обводы, круговые движения, жесткое парирование, короткие рубящие удары и двойные уколы… То есть леворучный меч был не только щитом, и даже не в первую очередь клинковым щитом и средством обезоруживания, как дага, а почти таким же наступательным вооружением, как и праворучный. Главное же: асинхронность работы каждого из клинков. То есть левая и правая рука рубились как бы каждая сама по себе. И все же это тоже была не школа, а именно личное мастерство. Обоерукий воин — это по сути два воина, вставших спина к спине. Однако поскольку воин был все же один, то и двигался он намного свободнее, а достать его было в разы труднее. Хотя я понаблюдал, как бьются спина к спине викинги Хрёрека, и восхитился. Словно приросшие. Идеально чувствуют друг друга, разворачиваются синхронно, синхронно перемещаются… Просто, блин, не бойцы, а высококлассные танцоры.
17
Педро де Торрес и Пансо де Перпиньян — профессиональные учителя фехтования. Авторы печатного труда по фехтованию шпагой и дагой, изданного в Испании во второй половине пятнадцатого века.