Викинги и индейцы
Шрифт:
— На священное плато, О-Ке-Хе! Но разве не означает это нарушить законы…
— Я хранитель заповедей таллегви, вождь! А закон говорит: «Страдающие от несправедливости отправятся на седьмое плато и будут под покровительством Гитчи-Маниту».
Виннета-ка поднес к сердцу обожженную руку.
— Я не боюсь за себя и приму смерть, если это необходимо моему народу, о Мудрый Филин, но я сделаю все, что ты хочешь, чтобы уберечь дочь и ее ребенка от слепой мести. Но ты сам остерегайся «Того, кто носит рога», Вабаша, Нацунка и тех, кто пошел за ними.
— Они ничего не могут мне сделать, Виннета-ка. А сейчас расстанемся.
Когда вождь манданов уже собрался переступить порог, Пурпурное Облако остановил его.
— Ты скажешь Иннети-ки, что Пурпурное Облако ей друг Т/ скажешь ей, что то, что свершилось, — хорошо. Ты скажешь ей что, я готов примчаться на первый же ее зов и что в моем сердце я не держу никакой злобы на чужеземца, пришедшего с Западного моря
— Почему бы тебе не поговорить с Иннети-ки, как ты говорил со мной, Пурпурное Облако? Она бы оценила твою честность.
— Я дойду с тобой до хижины и поговорю с ней.
Прежде чем спуститься в лагерь манданов, Виннета-ка поднял глаза к увенчанному облаками седьмому плато — к «Полю Последнего Мужества» — и почувствовал, как сердце его охватывает странный покой…
Глава VII
Эйрик Рыжий наколол на острие охотничьего ножа рыбный катыш.
Викинги Кросснесса ели в длинной горнице Дома Лейфа, рассевшись вокруг громоздкого стола, грубо вырубленного из ствола клена. Мороз прервал крупные работы, и поселенцы занимались тем, что конопатили стенки жилищ и складов смазанными салом веревками из коровьей шерсти, привезенными из Гренландии.
Каждое утро команда охотников углублялась в лес, чтобы пополнить запасы свежего мяса.
— Клянусь Тором, не пойму, чем же занят Лейф? С охотниками он не ушел, а я все утро его не видел. Ну, что ты об этом скажешь, Бьярни, и ты, Скьольд? Лейф не такой, как прежде. Он целыми днями слоняется по берегу реки.
Дядя Бьярни и Скьольд переглянулись. Нет, они не видели Лейфа, ни тот, ни другой. Эйрик оттолкнул свою табуретку.
— Наша вина в том, что мы плохо присматриваем за Лейфом. Тело исцелилось, но дух еще болен, и ни твои речи, Бьярни Турлусон, ни исполнение тобой рун, Скьольд, не снимут печаль с мыслей Лейфа.
По нахмурившимся лицам товарищей Эйрик понял, что резкость его была несправедливой.
— Простите, демоны заставляют меня произносить оскорбления. Мне самому не помешал бы успокаивающий травяной отвар, ведь горе Лейфа мешает мне спать. Ночами я ворочаюсь на своем ложе, как если бы вороны Одина клевали мою толстую кожу… Забудьте, что я вам сказал, и отправимся на поиски Лейфа.
В этот момент Тюркер оторвался от своей миски. Он покраснел и закашлялся, как будто рыбные катыши в его обеде были начинены костями. Наконец, когда все викинги готовились последовать за Эйриком, ему удалось заговорить.
— Послушайте, люди, не стоит искать Лейфа…
Тюркер потирал покрытые оспинками руки, и глаза его бегали юркие, как угри.
— Ты что-то знал и молчал! Говори, если не хочешь, чтобы я отрезал твои уши и бросил их тебе в миску.
Гнев Эйрика не был притворным. Но Тюркер уже начал говорить и теперь хотел лишь одного: излить душу. А как только язык франка принимался за работу, остановить его было невозможно.
— Лейф ушел, не так ли? И я не сумел его удержать! Не сумел!
Скьольд схватился обеими руками за голову.
— Лейф ушел, — важно сказал Тюркер, — и никто на свете, ни ты, Скьольд, ни ты, Бьярни Турлусон, ни ты, Эйрик Род, не смог бы его удержать. В час отлива воду не удержишь. Не удержишь облака, уносимые ветром. Лейф решил уйти. Он ушел бы и один, через лес! И именно потому, что я догадывался о силе, гнавшей его вперед, я не пытался его отговаривать больше одного дня. Лейф не захотел дожидаться весны. Что-то в душе говорило ему, что его жена и маленький Эйрик в опасности. Вот так.
— Но почему ты меня не предупредил, если знал? Клянусь Тором, с какой это стати именно ты догадываешься обо всем первым!
— Эйрик Род, зачем усложнять положение вещей? Лейф хотел, чтобы вы оставались в Кросснессе… Он считал, что вы уже и так много для него сделали… Сегодня утром Лейф отправился по реке.
— Один?
— Его ведет Омене-ти. Омене-ти мудр, как медведь, и осторожен, как барсук. Он отведет его в озерный край, куда отправился Виннета-ка. Омене-ти знал, что манданы уже не вернутся до весны, и еще он знал, что Лейф устал ждать.
Скьольд поднял голову. Его острый взгляд вонзился в глаза Тюркера, спрятавшиеся под густыми ресницами.
— Тюркер, ты скрываешь от нас часть правды. Твой рот перемалывает слова, как жернова, а твой разум никогда не ощущает нехватки идей, но мой наставник Бьорн Кальфсон научил меня ясно видеть внутренние побуждения людей. Тюркер, ты друг моего брата Лейфа, и ты лжешь, потому что тебя об этом просил Лейф.
Франк вдохнул воздух, как появляющийся на поверхности воды ныряльщик.
— Верно, Скьольд, и эта ложь меня душила. Клянусь давильным прессом и виноградной лозой. Вот вам правда…
Он рассказал окружившим его викингам о событиях, определивших отъезд Лейфа: споры на Совете шаванос, опасность, нависшая над Виннета-ка и его людьми за то, что он заключил союз с викингами, угрозы краснокожих колдунов.
— Это все, Тюркер? Это действительно все? — не унимался Эйрик.
— Накануне отъезда Лейфа — вчера, значит — две лодки с загнутыми носами опустились сюда по реке. Они описали круг перед Большим мысом и снова поднялись вверх по течению. Всего их было восемь человек, и Омене-ти говорил, что это воины очень коварного племени Лисицы! Да, забыл еще кое-что: их лица были расписаны траурными узорами. Я хотел последовать за Лейфом и Омене-ти, поскольку думаю, что озерный край полон чудес, но Лейф приказал мне остаться здесь, чтобы все вам рассказать, когда пирога Омене-ти уже будет иметь преимущество на нами в один день. Вот и все.