Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
— О, это как нельзя лучше подходит Маликорну, — вставил Маникан.
— Вы знаете того, о ком идет речь, господин Маникан? — обратился к нему принц.
— Очень близко, ваше высочество. Это мой друг.
— А ваше мнение?
— Мое мнение, что у вашего высочества никогда не будет такого прекрасного смотрителя дворцовых покоев.
— А сколько дает эта должность? — спросил граф у принца.
— Не знаю, только мне всегда говорили, что когда ее занимает подходящий человек, ей цены нет.
— А что вы называете, принц, подходящим человеком?
— Само собой разумеется, человека умного.
— В таком случае я думаю, что монсеньер будет доволен, потому что Маликорн умен, как дьявол.
— О, тогда это место обойдется мне дорого! — со смехом сказал принц.
— Ты мне подносишь настоящий подарок, граф.
— Я так думаю, ваше высочество.
— Хорошо! Скажи твоему господину Маликорну…
— Маликорну, ваше высочество.
— Я никогда не привыкну к этому имени.
— Ведь вы же произносите правильно Маникан, ваше высочество.
— Что ж, может быть, со временем научусь говорить Маликорн. Привычка мне поможет.
— Говорите, говорите, ваше высочество, ручаюсь вам, что ваш инспектор дворцовых покоев не обидится. У него Превосходный характер.
— В таком случае, дорогой де Гиш, сообщите ему, что он назначен…
Нет, погодите…
— Что угодно вашему высочеству?
— Я хочу сначала на него посмотреть. Если он так же безобразен, как его фамилия, я беру свое слово назад.
— Ваше высочество знаете его.
— Я?
— Конечно. Ваше высочество уже видели его в королевском дворце; доказательством может служить то, что я сам представил его вашему высочеству.
— Ах да, вспоминаю… Черт побери, это очаровательный малый!
— Я знал, что ваше высочество должны были заметить его.
— Да, да, да! Видишь ли, де Гиш, ни я, ни моя жена не хотим, чтобы у нас перед глазами торчали уроды. Моя жена берет себе в фрейлины только хорошеньких; я тоже принимаю в свою свиту только благообразных дворян.
Таким образом, понимаешь ли, де Гиш, если у меня будут дети, они будут вдохновлены красавицами, а если будут дети у моей жены, то они будут сложены по красивым образцам.
— Великолепное рассуждение, ваше высочество, — сказал Маникан, одобряя принца взглядом и тоном голоса.
Что касается де Гиша, то он, вероятно, не нашел рассуждение столь блестящим, потому что выразил свое мнение только нерешительным жестом.
Маникан пошел сообщить Маликорну приятную новость.
Де Гиш с видимым неудовольствием отправился переодеваться.
Принц, напевая, смеясь и поглядывая в зеркало, дожидался обеда в том настроении, которое оправдывало поговорку. «Счастлив, как принц».
Глава 37
РАССКАЗ НАЯДЫ И ДРИАДЫ
После обеда все в замке облеклись в парадные платья.
Обедали обыкновенно в пять часов. Дадим обитателям замка час на обед и два часа на туалет. Каждый, следовательно, был готов к восьми часам вечера.
В это время начали собираться у принцессы. Ведь как мы уже сказали, в этот вечер принимала принцесса. А вечеров у принцессы никто не пропускал, потому что вечера эти имели прелесть, какой не могла сообщить своим собраниям благочестивая и добродетельная королева. К несчастью, доброта менее занимательна, чем злой язык.
Однако поспешим сказать, что для принцессы такое наименование не годилось.
Эта исключительная натура воплощала в себе слишком много подлинного великодушия, благородных порывов и утонченных мыслей, чтобы ее можно было назвать злой. Но принцесса обладала даром упорства, нередко роковым для того, кто обладает им, потому что человек с таким характером ломается там, где другой только согнулся бы, в отличие от покорной Марии-Терезии, она храбро встречала наносимые ей удары.
Ее сердце отражало каждое нападение, и, подобно подвижной мишени при игре в кольца, принцесса, если только не бывала оглушена сразу, отвечала ударом на удар безрассудному, осмелившемуся вступить в борьбу с ней.
Была ли то злоба или же просто лукавство? Мы считаем богатыми и сильными те натуры, которые, подобно древу познания, приносят сразу добро и зло, пускают двойную, всегда цветущую, всегда плодоносную ветвь, алчущие добра умеют находить на ней добрый плод, а люди бесполезные и паразиты умирают, поев дурного плода, что совсем не плохо.
Итак, принцесса, задумавшая быть второй, а может быть, даже первой королевой, старалась сделать свой дом приятным для всех с помощью бесед, встреч, предоставления каждому полной свободы и возможности вставить свое слово, при условии, однако, чтобы слово было метким и острым И именно поэтому у принцессы говорили меньше, чем в других местах.
Принцесса не терпела болтунов и жестоко им мстила. Она позволяла им говорить Она ненавидела претенциозность и даже королю не прощала этого недостатка. Спесь была болезнью принца, и принцесса взяла на себя крайне трудную задачу вылечить его.
Поэтов, остроумных людей, красивых женщин она принимала как властительница салона, — достаточно мечтательная, посреди всех своих проказ, чтобы заставить мечтать поэтов; достаточно обворожительная, чтобы блистать среди самых первых красавиц; достаточно остроумная, чтобы самые замечательные люди слушали ее с удовольствием.
Легко понять, что такие собрания должны были привлекать к принцессе всех; молодежь стекалась на них толпами. Когда король молод, все молоды при дворе.
Поэтому старые дамы, эти упрямые головы эпохи регентства или прошлого царствования, ворчали; но их недовольство встречали насмешками, издеваясь над этими почтенными особами, которые довели дух господства до такой степени, что командовали отрядами солдат во время войн Фронды, чтобы, как говорила принцесса, сохранить хоть какую-нибудь власть над мужчинами.