Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
— Увы, сударь, да! Они не могут пожаловаться на меня в этом отношении, — вздохнул Мушкетон. — Я всегда делал все, что мог, для своего тела; ведь я не эгоист. — И Мушкетон опять вздохнул.
«С чего это он так? Может быть, тоже хочет стать бароном», — подумал д'Артаньян.
— Боже мой! — продолжал Мушкетон, выходя из задумчивости. — Как монсеньер будет рад, узнав, что вы вспомнили о нем.
— Добрый Портос! — вскричал д'Артаньян. — Я горю желанием обнять его!
— О, — сказал Мушкетон с чувством. — Я, разумеется, не премину написать ему. Сегодня же и немедля.
— Так он в отсутствии?
— Да нет же, господин.
— Так где же он, близко или далеко?
— О, если б я знал, господин…
— Черт возьми! — вскричал мушкетер, топнув ногой. — Ужасно мне не везет! Ведь Портос всегда сидел дома.
— Ваша правда, сударь. Нет человека, который был бы так привязан к дому, как монсеньер. Но, однако… по просьбе друга, достопочтенного господина д'Эрбле…
— Так Портоса увез Арамис?
— Вот как все это случилось. Господин д'Эрбле написал монсеньеру письмо, да такое, что здесь все перевернулось вверх дном…
— Расскажи мне все, любезный друг. Но прежде отошли лакеев.
Мушкетон закричал: «Прочь, болваны!» — таким могучим голосом, что мог одним дыханием, без слов, свалить с ног всех четырех слуг. Д'Артаньян присел на край ящика и приготовился слушать.
Мушкетон начал:
— Как я уже докладывал вам, монсеньер получил письмо от господина главного викария д'Эрбле дней восемь или девять тому назад, когда у нас был день сельских наслаждений, то есть среда.
— Что это значит, — спросил д'Артаньян, — «день сельских наслаждений»?
— Изволите видеть, у нас столько наслаждений в этой прекрасной стране, что они нас обременяют. Наконец мы были вынуждены распределить их по дням недели.
— Как узнаю я в этом руку Портоса! Мне бы такая мысль не пришла в голову. Правда, я-то не обременен различными удовольствиями.
— Зато мы были обременены, — заметил Мушкетон.
— Ну как же вы распределили их? Говори! — сказал д'Артаньян.
— Да длинно рассказывать, сударь.
— Все равно говори, у нас есть время; и к тому же ты говоришь так красиво, любезный Мушкетон, что слушать тебя — просто наслаждение.
— Это верно, — отозвался Мушкетон с выражением удовлетворения на лице, происходящим, вероятно, оттого, что его оценили по справедливости. Это верно, что я добился больших успехов в обществе монсеньера.
— Я жду распределения удовольствий, Мушкетон, и жду его с нетерпением. Я хочу убедиться, что приехал в удачный день.
— Ах, господин д'Артаньян, — отвечал Мушкетон печально. — С тех пор как уехал монсеньер, улетели все наслаждения!
— Ну так призовите к себе ваши воспоминания, милый мой Мушкетон.
— Каким днем угодно вам начать?
— Разумеется, с воскресенья. Это — божий день.
— С воскресенья, господин?
— Да.
— В воскресенье у нас наслаждения благочестивые: монсеньер идет в капеллу, раздает освященный хлеб, слушает проповедь и наставления своего аббата. Это не слишком весело, но мы ждем монаха из Парижа: уверяют, что он говорит удивительно хорошо, это развлечет нас, потому что наш аббат всегда нагоняет на нас сон, — так что по воскресеньям — религиозные наслаждения, а по понедельникам — мирские.
— Ах, так! — сказал д'Артаньян. — А как ты сам это понимаешь, Мушкетон? Давай рассмотрим сначала мирские наслаждения, ладно?
— По понедельникам мы выезжаем в свет, принимаем гостей и отдаем визиты; играем на лютне, танцуем, пишем стихи на заданные рифмы, — словом, курим фимиам в честь наших дам.
— Черт возьми! Это предел галантности! — вскричал мушкетер, едва удерживаясь от непреодолимого желания расхохотаться.
— Во вторник наслаждения ученые.
— Браво! — одобрил д'Артаньян. — Перечисли-ка мне их подробнее, любезный Мушкетон.
— Монсеньер изволил купить большой шар, который я покажу вам; он занимает весь верх большой башни, кроме галереи, которая выстроена по приказанию монсеньера над шаром. Солнце и луна висят на ниточках и на проволоке Все это вертится; бесподобное зрелище! Монсеньер показывает мне далекие земли и моря; мы обещаемся никогда не ездить туда Это чрезвычайно занимательно!
— В самом деле, очень занимательно, — отвечал д'Артаньян — А в среду?
— В среду наслаждения сельские, как я уже имел честь вам докладывать.
Мы осматриваем овец и коз монсеньера; заставляем пастушек плясать под звуки свирели, как описано в одной книжке, которая есть в библиотеке у монсеньера. Но это еще ее все. Мы удим «рыбу в маленьком канале и потом обедаем с венками из цветов на головах. Вот наши наслаждения в среду.
— Да, среду вы не обижаете. Но что же осталось на долю бедного четверга?
— И он не обойден, сударь, — отвечал Мушкетон с улыбкой. — В четверг наслаждения олимпийские. Ах, сударь, как они великолепны! Мы собираем всех молодых вассалов монсеньера и заставляем их бегать, бороться, метать диски. Монсеньер сам уже не бегает, да и я тоже. Но диск монсеньер мечет лучше всех. А если ударит кулаком, так беда!
— Беда? Почему?
— Да, монсеньеру пришлось отказаться от борьбы. Он прошибал головы, разбивал челюсти, проламывал груди. Веселая игра, но никто не хочет больше играть с ним.
— Так его кулак…
— Стал еще крепче прежнего. У монсеньера несколько ослабели ноги, как он сам сознается; зато вся сила перешла в руки, и он…
— Убивает быка по-прежнему?
— Нет, сударь, лучше того: пробивает стены. Недавно, поужинав у одного из своих фермеров, — вы знаете, какой он пользуется любовью народа, монсеньер вздумал пошутить и ударил кулаком в стену. Стена упала, кровля тоже; убило трех крестьян и одну старуху.