Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
— Господин д'Артаньян!.. Скорей бегите, отоприте ему ворота!
Человек восемь бросились к решетке и быстро, словно она была легкой, как перышко, отворили ее. Все низко поклонились д'Артаньяну, зная, что граф особенно ласково принимает этого друга, а такие вещи слуги всегда замечают.
— Ну, — начал д'Артаньян с любезной улыбкой, став на стремя, чтобы спрыгнуть с лошади, — где мой дорогой граф?
— Ах, сударь, какая неудача, — отвечал Блезуа, — и как будет досадно графу, когда он узнает, что вы приезжали! Граф, волею случая, уехал часа два тому назад.
Д'Артаньяна не смутило это известие.
— Хорошо, — сказал он, — я вижу, что ты все еще говоришь на самом чистом французском языке; ты дашь мне урок грамматики и красноречия, пока я буду ждать возвращения твоего господина.
— Это никак не выйдет, сударь, — возразил Блезуа. — Вам придется ждать слишком долго.
— Он не воротится сегодня?
— Ни завтра, ни послезавтра: граф отправился в далекое путешествие.
— Путешествие! — повторил д'Артаньян с удивлением. — Что за вздор ты мелешь?
— Это, сударь, сущая правда Граф поручил мне надзор за домом и прибавил: «Отвечай всем, что я поохал в Париж».
— А, он поехал в Париж! — воскликнул д'Артаньян. — Больше мне ничего не надо… С этого следовало начать, болтун!.. Он уехал часа два назад?..
— Так точно.
— Я быстро догоню его. Он один?
— Нет, сударь.
— Кто же с ним?
— Какой-то вельможа, которого я не знаю, да еще старик и наш Гримо.
— Они не могут мчаться так, как я… Прощай, я спешу.
— Не угодно ли вам, сударь, выслушать меня? — сказал Блезуа, удерживая лошадь за повод.
— Пожалуй, если ты бросишь свое краснобайство и будешь говорить побыстрее.
— Извольте, сударь. Мне кажется, что граф произнес слово Париж так, нарочно…
— Ого, — протянул д'Артаньян задумчиво.
— Да, сударь. Я уверен, что граф поехал не в Париж. Я готов в этом поклясться.
— Что заставляет тебя так думать?
— А вот что: господин Гримо всегда знает, куда направляется наш господин, и он обещал мне, в первый же раз, как они поедут в Париж, взять у меня немного денег, чтобы передать моей жене.
— Ах, вот что! У тебя есть жена?
— Со мною была жена, она местная, но господин нашел, что она слишком много болтает, и я отослал ее в Париж; иногда это стеснительно, но порою бывает даже приятно.
— Я понимаю, но договаривай, однако: значит, ты не думаешь, что граф уехал в Париж?
— Нет, сударь, ибо это означало бы, что Гримо но сдержал своего слова, нарушил клятву, а это невозможно.
— Это невозможно, — повторил д'Артаньян мечтательно, но с твердой уверенностью. — Хорошо, мой добрый Блезуа, благодарю тебя.
Блезуа поклонился.
— Слушай, Блезуа, ты знаешь, что я нелюбопытен…
Мне непременно нужно увидеться с твоим господином, не можешь ли ты… хотя бы (ты говоришь так хорошо), намекнуть. Скажи одно слово… Остальное я пойму, — Честью клянусь, сударь, не могу… Я решительно не знаю, куда поехал граф. Подслушивать у дверей я не привык, это у нас строго запрещено.
— Ах, мой друг, — отвечал д'Артаньян, — какое плохое начало для меня!
Знаешь ли ты, по крайней мере, когда граф воротится?
— Тоже не знаю.
— Вспомни, Блезуа, сделай усилие!
— Вы не верите моей искренности?.. Вы меня чувствительно обижаете!
— Черт бы побрал его позлащенный язык! — проворчал д'Артаньян. — Лучше бы встретить простого мужика, он сказал бы мне все, что нужно… Прощай!
— Имею честь, сударь, всенижайше вам кланяться.
«А, чтоб тебя! — подумал д'Артаньян. — Какой несносный болтун!»
Он в последний раз взглянул на красный дом, повернул лошадь и поехал с видом беззаботного человека.
Доехав до конца стены, скрытый от всех посторонних взоров, он тяжело вздохнул и сказал:
— Обсудим положение. Неужели Атос был дома? Кет. Все эти лентяи, стоявшие сложа руки посреди двора, бегали бы как сумасшедшие, если б хозяин мог видеть их. Атос путешествует?.. Это непостижимо. Он ужасно любит таинственность. Вообще не такой человек нужен мне. Мне нужен ум хитрый, терпеливый. Мой герой живет в Мелюне, в знакомом церковном доме. Сорок пять лье! Четыре с половиной дня! Ну что ж, погода прекрасная, и я свободен. Проглотим это пространство.
Он пустил лошадь рысью по дороге в Париж. Через четыре дня он приехал в Мелюн, как и задумал.
Д'Артаньян имел обыкновение ни у кого не спрашивать дороги. Он всегда полагался на свою проницательность, которая никогда его не обманывала, на свой тридцатилетний опыт и старую привычку читать по внешнему виду зданий и лицам людей.
В Мелюне д'Артаньян сразу разыскал церковный дом, красивое оштукатуренное здание из кирпича. Виноградные лозы вились вдоль труб, а на крыше виднелся высеченный из камня крест. Из залы, расположенной в нижнем этаже дома, доносился говор или, лучше сказать, гул голосов, похожий на писк птенцов, сидящих б гнезде под крылом матери. Один голос громко называл буквы азбуки. Другой, густой и певучий, бранил шалунов и поправлял ошибки учеников.
Д'Артаньян узнал этот голос. И так как окно было открыто, то он наклонился с лошади, раздвинул листья винограда и крикнул:
— Базен! Милый Базен, здравствуй!
Низенький толстяк, с плоским лицом, с коротко стриженными, — чтобы походить на тонзуру, — седыми волосами и в черной бархатной ермолке на голове, встал, услышав голос д'Артаньяна, впрочем, даже не встал, а, скорее, подпрыгнул, уронив табуретку. Ученики бросились поднимать ее, и между ними завязалась битва не хуже той, какую затеяли греки, чтобы отнять у троянцев тело Патрокла. Букварь и линейка тоже выпали из рук Базена.