Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко)
Шрифт:
— Пусть судит об этом ваше величество.
— Что ты сделал ему?
— О, ему ничего. Но, по-видимому, одному из его друзей.
— Это то же, что ему самому, а его друг — один из четырех знаменитых?
— Нет, это сын одного из четырех знаменитых, всего-навсего сын.
— Но что же ты сделал ему?
— Я помог одному лицу отнять у него возлюбленную.
— И ты признаешься в этом?
— Нужно признаваться, раз это правда.
—
— Значит, я виноват?
— Да, и по правде сказать, если он прикончит тебя…
— Ну?
— То будет прав.
— Ах, вот вы как рассудили, ваше величество?
— А ты недоволен моим решением?
— Я нахожу, что оно слишком поспешно.
— Суд скорый и правый, как говорил мой дед Генрих Четвертый.
— В таком случае пусть король сейчас же подпишет помилование моему противнику, который ждет меня близ Меньших Братьев, чтобы убить меня.
— Его имя и лист пергамента.
— Ваше величество, пергамент — на вашем столе, а что касается имени…
— Что же касается его имени?
— То это виконт де Бражелон, ваше величество.
— Виконт де Бражелон! — воскликнул король, переходя от смеха к глубокой задумчивости.
Затем, после минутного молчания, он вытер пот, выступивший на его лбу, и невнятно пробормотал:
— Бражелон!
— Ни больше ни меньше, ваше величество.
— Бражелон, жених…
— Боже мой, да! Бражелон, жених…
— Но ведь Бражелон находится в Лондоне?
— Да, но ручаюсь вам, ваше величество, сейчас он там уже не находится.
— И он в Париже?
— Точнее сказать, близ монастыря Меньших Братьев, где, как я имел честь доложить, он ожидает меня.
— Зная решительно все?
— И многое другое сверх этого! Быть может, ваше величество желаете взглянуть на послание, которое он мне оставил?
И де Сент-Эньян вытащил из кармана уже известную нам записку Рауля.
— Когда ваше величество прочтете эту записку, я буду иметь честь сообщить, каким образом я ее получил.
Король, явно волнуясь, прочел записку и сразу спросил:
— Ну?
— Ваше величество знаете некий замок чеканной работы, замыкающий некую дверь черного дерева, которая отделяет некую комнату от некоего бело-голубого святилища?
— Разумеется, от будуара Луизы?
— Да, ваше величество. Так вот, в замочной скважине этой двери я и нашел записку. Кто всунул ее туда? Виконт де Бражелон или дьявол? Но так как записка пахнет амброю, а не серой, я решил, что это сделано, очевидно, не дьяволом, а господином де Бражелоном.
Людовик
— Ах, — вздохнул он, — значит, тайна раскрыта!
— Ваше величество, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она умерла в груди, которая ее заключает, — сказал де Сент-Эньян с чисто испанской отвагой. Он шагнул к двери, но король жестом остановил его.
— Куда вы идете? — поинтересовался он.
— Туда, где меня ждут, ваше величество.
— Для чего?
— Надо полагать, чтобы драться.
— Драться! — вскричал король. — Погодите минуту, граф.
Де Сент-Эньян покачал головой, как ребенок, недовольный, когда ему мешают упасть в колодец или играть с острым ножом.
— Но, ваше величество…
— Прежде всего, — сказал король, — я еще должным образом не осведомлен.
— О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.
— Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?
— Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.
— Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?
— Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?
— Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?
— Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.
— Значит, твоего лакея подкупили.
— Невероятно, ваше величество!
— Что же здесь невероятного?
— Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.
— Правильно. Значит, остается единственное предположение.
— Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.
— Он проник к тебе, пройдя лестницу.
— Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.
— Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?
— Продал или, может быть, подарил.
— Почему такое различие?
— Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.
— Что ты хочешь сказать?
— О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…
— Ты прав. Принцесса!
— Ах! — вздохнул Сент-Эньян.