Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2
Шрифт:
– Что?
– Я подметил… это мне очень на руку. Я подметил, что некоторые заключенные по выходе на свободу очень скоро снова попадают сюда. И все это из-за моей кухни. Ей-богу!
Арамис недоверчиво улыбнулся.
– Вы улыбаетесь?
– Да.
– Уверяю вас, что некоторые имена заносятся у нас в список три раза в течение двух лет.
– Хотел бы я взглянуть на этот список!
– Что ж, пожалуй! Хотя у нас запрещается показывать такие документы посторонним лицам.
– Еще бы!
– Но
– С большим удовольствием.
– Вот, извольте!
Безмо подошел к шкафу и вынул оттуда большую книгу. Арамис ждал с горячим нетерпением. Безмо вернулся, положил книгу на стол, полистал ее и остановился на букве М.
– Вот, взгляните: Мартинье, январь тысяча шестьсот пятьдесят девятого и июнь тысяча шестьсот шестидесятого. Мартинье, март тысяча шестьсот шестьдесят первого – памфлеты, мазаринады и т. д. Вы понимаете, что это только предлог. Кто за мазаринады попадает в Бастилию? Просто сам молодчик наклепал на себя, чтобы попасть сюда. А с какой целью? С целью лакомиться моей едой за три ливра.
– За три ливра! Несчастный!
– Да, ваше преосвященство; поэты тоже принадлежат к последнему разряду, им полагается тот же стол, что мещанам и писарям; но я уже говорил вам, что как раз о них я больше всего забочусь.
Тем временем Арамис как бы машинально перелистывал страницы, делая вид, что совсем не интересуется именами.
– В тысяча шестьсот шестьдесят первом году, как видите, записано восемьдесят имен, – сказал Безмо. – В тысяча шестьсот пятьдесят девятом году тоже восемьдесят.
– А, Сельдон! – проговорил Арамис. – Как будто знакомое имя. Вы не говорили мне об этом юноше?
– Говорил. Бедняга студент, который сочинил… Как называются два латинских стиха, которые рифмуют?
– Дистихом.
– Именно.
– Бедняга! За дистих!
– Как вы легко смотрите на это! А знаете ли вы, что он сочинил это двустишие на иезуитов?
– Все равно, наказание очень уж строгое.
– Не жалейте его. В прошлом году мне показалось, будто вы интересуетесь им.
– Да.
– А так как ваше внимание для меня важнее всего, монсеньор, то я тотчас же перевел его на пятнадцать ливров.
– Значит, на такое содержание, как вот этого, – проговорил Арамис, продолжая перелистывать и остановившись на одном имени рядом с Мартинье.
– Именно на такое.
– Что он, итальянец, этот Марчиали? – спросил Арамис, показывая пальцем на фамилию, привлекшую его внимание.
– Тсс! – прошептал Безмо.
– Почему такая таинственность? – понизил голос Арамис, невольно сжимая руку в кулак.
– Мне кажется, я вам уже говорил про этого Марчиали.
– Нет, я в первый раз слышу это имя.
– Очень может быть. Я говорил вам
– Что же, это старый греховодник? – пытался улыбнуться Арамис.
– Нет, напротив, он молод.
– Значит, он совершил большое преступление?
– Непростительное.
– Убил кого-нибудь.
– Что вы!
– Совершил поджог?
– Бог с вами!
– Оклеветал!
– Да нет же! Он…
И Безмо, приставив руки ко рту, прошептал:
– Он дерзает быть похожим на…
– Ах, помню, помню! – сказал Арамис. – Вы мне действительно говорили о нем в прошлом году; но его преступление показалось мне таким ничтожным.
– Ничтожным?
– Или, вернее, неумышленным…
– Ваше преосвященство, такое сходство никогда не бывает неумышленным.
– Ах, я и забыл! Но, дорогой хозяин, – сказал Арамис, закрывая книгу, – кажется, нас зовут.
Безмо взял книгу, быстро положил ее в шкаф, запер его и ключ спрятал в карман.
– Не угодно ли вам теперь позавтракать, монсеньор? – обратился он к Арамису. – Вы не ослышались, нас действительно зовут к завтраку.
– С большим удовольствием, дорогой комендант.
И они пошли в столовую.
V. Завтрак у господина де Безмо
Арамис всегда был очень воздержан в пище, но на этот раз он оказал честь великолепному завтраку Безмо; только вина он пил мало.
Безмо все время был очень оживлен и весел; пять тысяч пистолей, на которые он поглядывал время от времени, радовали его душу. Он умильно поглядывал также на Арамиса.
Епископ, развалившись в кресле, отхлебывал маленькими глоточками вино, смакуя его, как знаток.
– Какой вздор говорят о плохом довольствии в Бастилии, – сказал он, подмигивая. – Счастливцы эти заключенные, если им ежедневно дается даже по полбутылки этого бургундского!
– Все пятнадцатиливровые пьют его, – заметил Безмо. – Это старое, выдержанное вино.
– Значит, и бедняга Сельдон тоже пьет этот превосходный напиток?
– Ну нет!
– А мне послышалось, будто вы содержите его на пятнадцати ливрах.
– Его? Никогда! Человека, который сочиняет дистрикты… Как вы это назвали?
– Дистихи.
– На пятнадцати ливрах! Слишком жирно! Его сосед действительно на пятнадцати ливрах.
– Какой сосед?
– Да тот, из второй Бертодьеры.
– Дорогой комендант, простите меня, но ваш язык мне не вполне понятен.
– И правда, извините; из второй Бертодьеры – это значит, что арестант помещен во втором этаже бертодьерской башни.
– Следовательно, Бертодьерой называется одна из бастильских башен? Да, я слышал, что здесь каждая башня имеет свое название. Где же эта башня?