Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
— Ну, что случилось с этой девчонкой?
— С какой девчонкой? — спросил король.
— С Лавальер… Ведь вы говорили мне, государь, что она упала в обморок.
— Ей все еще нехорошо, — проговорил король с притворным равнодушием.
— Это, пожалуй, может повредить тем слухам, которые вы так хотели пустить, государь.
— Каким слухам?
— Что вы интересуетесь Лавальер.
— Надеюсь, что они сами распространятся, — отвечал рассеянным тоном король.
Принцесса подождала еще; она хотела знать, расскажет ли ей король о происшествии под королевским дубом. Но король и не заикнулся о нем.
Принцесса тоже не решалась заговорить Так они и расстались, ни словом не обмолвившись обо всех этих событиях.
Как только король удалился, принцесса тотчас же разыскала Сент-Эньяна. Это было нетрудно, так как граф, подобно сторожевому судну, конвоирующему большие корабли, всегда находился где-нибудь поблизости от короля.
В ту минуту принцессе нужен был именно такой человек, как Сент-Эньян.
А он, со своей стороны, искал слушателя познатнее, чтобы изложить разговор под дубом во всех подробностях. Поэтому он не заставил себя долго упрашивать. Когда он окончил свое повествование, принцесса сказала:
— Признайтесь, что это прелестная сказка.
— Не сказка, а истинное происшествие.
— Ну все равно, но только признайтесь, что вы сами не присутствовали там, а просто слышали это от кого-нибудь.
— Клянусь честью, ваше высочество, что все это произошло в моем присутствии.
— И по-вашему, признание ее произвело на короля впечатление?
— Такое же точно, какое произвело на меня признание мадемуазель де Тонне Шарант! — воскликнул Сент-Эньян — Ведь вы только послушайте, принцесса, Лавальер сравнила короля с солнцем: сравнение очень лестное!
— Король не очень-то падок на лесть.
— Ваше высочество, король, сколько бы ни сравнивали его с солнцем, все-таки человек, в чем я убедился собственными глазами, когда мадемуазель де Лавальер упала в его объятия.
— Лавальер упала в объятия короля.
— Ах, какая эффектная была картина: представьте себе, что Лавальер упала.
— Ну, ну, что же вы видели? Говорите скорее.
— Да то же самое, что видели и остальные присутствующие: когда Лавальер без чувств упала к королю в объятия, король сам чуть не лишился чувств.
Принцесса вскрикнула, будучи не в силах удержаться от душившего ее гнева.
— Спасибо, — проговорила она с нервным смехом, — вы чудный рассказчик, господин де Сент-Эньян.
И, задыхаясь от ярости, она почти бегом устремилась к замку,
Глава 25
НОЧНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ
Принц расстался с принцессой в отличнейшем настроении и, чувствуя себя сильно уставшим, поехал домой, предоставив каждому проводить остаток ночи как заблагорассудится.
Придя к себе, он тотчас занялся ночным туалетом с еще большей тщательностью, чем обыкновенно; он чувствовал себя победителем И пока его камердинеры были заняты работой, он напевал мотивы балета, под которые недавно танцевал король.
Потом он позвал портных и велел им показать приготовленные на завтра костюмы, оставшись очень доволен, он одарил каждого из них. Наконец принц обласкал также шевалье де Лоррена, возвратившегося с празднества.
Шевалье, поклонившись принцу, хранил некоторое время молчание, как командир стрелков, исследующий, в какую сторону ему нужно прежде всего направить огонь Затем, словно решившись, он начал.
— Обратили ли вы внимание на одно странное обстоятельство, ваше высочество?
— Нет. На какое?
— На якобы дурной прием, оказанный его величеством графу де Гишу.
— Якобы дурной?
— Да, конечно, потому что на самом деле король ведь вернул ему свою благосклонность.
— Я что то не заметил этого, — сказал принц.
— Как! Вы не заметили, что король, вместо того чтобы отправить его в ссылку, что было бы вполне естественно, как будто оказал поощрение его странному упорству, позволив ему снова занять место в балете.
— И вы находите, что король был не прав, шевалье?
— А вы, принц, разве не разделяете моего мнения?
— Не совсем, дорогой мой шевалье, и я одобряю короля за то, что он не подверг немилости несчастного, скорее сумасброда, чем злонамеренного.
— Ну а меня, — заметил шевалье, — это великодушие, признаюсь, очень удивляет.
— Почему же? — спросил Филипп.
— Я считал короля более ревнивым, — со злостью ответил шевалье.
В течение нескольких мгновений принц чувствовал какое-то раздражение в словах своего фаворита, последняя его фраза подействовала, как искра на порох.
— Ревнивым! — вскричал принц. — Ревнивым? Что это значит? Ревнивым к чему или к кому, скажите на милость?
Шевалье заметил, что у него вырвалась невзначай злобная фраза, как это иногда с ним случалось. И он постарался, пока не поздно, замять ее.
— Да просто к своему авторитету, — ответил он с притворным равнодушием. — К чему же еще может ревновать король?
— Ах да, конечно! — сказал принц.
— А разве, — продолжал шевалье, — ваше королевское высочество не замолвили бы словечка за милого графа де Гиша?
— Ей-богу, нет! — отвечал принц. — Гиш малый умный и храбрый. Но он вел себя легкомысленно с моей женой, и я не желаю ему ни худа, ни добра.
Шевалье заронил подозрение относительно де Гиша, как он попробовал это сделать относительно короля; но он, видимо, не заметил, что в настоящую минуту требуется снисходительность и даже полное равнодушие и для освещения положения ему необходимо будет поднести лампу к самому носу мужа.
При помощи этого маневра иногда удается обжечь других, но чаще обжигаешься сам.