Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
— Это правда, сударь. Меня научили.
И, произнося эти слова, Планше подмигнул так хитро, что д'Артаньян внимательно взглянул на него.
— Эге! — протянул он.
Планше повторил:
— Эге!
— Вот как, вот как, господин Планше!
— Ей-богу, сударь, — сказал Планше, — я не похож на вас, я не люблю предаваться размышлениям.
— Напрасно.
— Я хочу сказать — не люблю скучать, сударь.
Жизнь так коротка, почему же ею не пользоваться?
— О, да ты эпикуреец, Планше!
— А почему же мне не быть им? Руки у меня ловкие, пишу ли я или отвешиваю сахар и пряности; ноги крепкие, танцую я или гуляю; желудок отменный, и ем хорошо и перевариваю; сердце не очень заскорузло… словом, сударь…
— Словом, Планше?
— Да вот… — протянул лавочник, потирая руки.
Д'Артаньян положил ногу на ногу.
— Планше, друг мой, вы меня огорошили. Вы предстаете предо мной в совершенно новом свете.
Планше, польщенный до последней степени, продолжал потирать руки с такой силой, словно хотел стянуть с них кожу.
— Значит, оттого, что я простой человек, вы считали меня болваном?
— Браво, Планше, превосходное рассуждение.
— Извольте следить за моей мыслью, сударь. Я сказал, — продолжал Планше. — что без наслаждений нет счастья на земле.
— Совершенная правда, Планше! — перебил его д'Артаньян.
— Но так как наслаждения — вещь далеко уж не такая обыкновенная, то ограничимся утешениями.
— И ты утешаешься?
— Именно.
— Расскажи мне, как ты утешаешься.
— Вступая в бой со скукой, я надеваю щит. До времени я терплю, но накануне того дня, когда мне кажется, что я начну скучать, я развлекаюсь.
— И это вся твоя мудрость?
— Вся.
— Ты сам придумал это?
— Сам.
— Чудесно.
— Что вы скажете по этому поводу?
— Скажу, что ни одна философия в мире не сравнится с твоей.
— Так последуйте моему примеру!
— Соблазнительно. Лучшего я не хотел бы; но не все люди на один образец, и очень может быть, если бы я стал развлекаться, как ты советуешь, я страшно заскучал бы.
— Сначала попробуйте.
— Что же ты делаешь, скажи?
— Вы заметили, что я по временам уезжаю?
— Дорогой Планше, понимаешь, когда люди видятся почти каждый день и один исчезает, то это очень ощутительно для другого. Разве ты не чувствуешь моего отсутствия, когда я уезжаю из Парижа по делам?
— Еще бы, я тогда словно тело без души.
— Итак, у нас на этот счет нет разногласий. Продолжай!
— А вы обратили внимание, когда я уезжаю?
— Пятнадцатого и тридцатого каждого месяца.
— И нахожусь в отсутствии?
— Иногда два, иногда три, иногда четыре дня.
— Что же, по-вашему, я делаю?
— Собираешь деньги.
— И по возвращении какое у меня, по-вашему, лицо?
— Очень довольное.
— Значит, вы заметили, что я тогда бываю очень доволен. И чему вы приписываете это довольство?
— Тому, что твоя торговля шла хорошо, тому, что ты выгодно закупил рис, сливы, сахар, сушеные груши и патоку. У тебя всегда был очень живой характер, Планше, поэтому я нисколько не удивился, узнав, что ты занялся бакалейной торговлей Ведь это самая живая и самая приятная торговля, и, занимаясь ею, постоянно имеешь дело с самыми ароматными плодами земли.
— Хорошо сказано, сударь. Но вы ошибаетесь!
— Неужели ошибаюсь?
— Да, думая, что каждые две недели я уезжаю за деньгами или за покупками. Бог с вами, сударь, как вы могли подумать подобную вещь?
И Планше так расхохотался, что у д'Артаньяна зародились большие сомнения насчет собственной проницательности.
— Признаюсь, — улыбнулся мушкетер, — что ты гораздо хитрее, чем я думал.
— Сударь, это правда.
— Как правда?
— Вероятно, правда, раз вы говорите; но поверьте, что это нисколько не уронило вас в моем мнении.
— Я очень рад.
— Ей-богу, вы человек гениальный. Когда дело касается войны, неожиданных решений, тактики и ловких ударов… О, короли ничто рядом с вами!
Но когда речь идет о душевных и телесных радостях, о сладостях жизни, если можно так выразиться, — ах, сударь, гениальные люди никуда не годятся! Они — сами себе палачи.
— Ей-богу, Планше, — сказал д'Артаньян, сгоравший от любопытства, ты меня страшно заинтересовал.
— Вам уже не так скучно, не правда ли?
— Я не скучал. Однако с тех пор, как ты начал говорить, мне стало гораздо веселее.
— Отлично для начала! Я вас вылечу, ручаюсь вам.
— Был бы очень рад.
— Давайте попробуем?
— Хоть сейчас.
— Ладно. У вас есть здесь лошади?
— Да, десять, двадцать, тридцать.
— Так много не нужно. Хватит и двух.
— Они в твоем распоряжении, Планше.
— Прекрасно, я вас увезу.
— Когда?
— Завтра.
— Куда?
— Вы хотите знать слишком много.
— Однако согласись, что мне нужно знать, куда я еду.
— Вы любите деревню?
— Не очень, Планше.
— Значит, вы любите город?
— Смотря по обстоятельствам.
— Ну, так я отвезу вас в одно место, которое наполовину город, наполовину деревня.
— Хорошо.
— И там вам будет очень весело, я в этом уверен.
— Прекрасно!
— И — о чудо! — это то самое место, откуда вы только что бежали от скуки.
— Я?
— Да, вы смертельно скучали.
— Значит, ты едешь в Фонтенбло?
— Именно в Фонтенбло.
— Боже мой, что же ты там будешь делать?