Виконт де Бражелон или десять лет спустя
Шрифт:
— Господин де Бражелон, вы вернулись довольный?
Бражелон посмотрел на принцессу и увидел, что ее лицо покрывается бледностью; ее мучила тайна, которую она хранила в себе и которую страстно хотела открыть.
— Довольный? — переспросил Рауль. — Чем же я могу быть доволен или недоволен, ваше высочество?
— Но чем может быть доволен или недоволен человек вашего возраста и вашей наружности?
«Как ей не терпится! — подумал, ужаснувшись, Рауль. — Что-то вложит она в мое сердце?»
Затем, в страхе перед тем, что ему предстояло узнать, и желая отдалить столь вожделенный и вместе с тем столь ужасный момент, он ответил:
— Ваше высочество, я оставил дорогого мне друга в добром здоровье, а вернувшись, увидел его больным.
— Вы говорите о господине де Тише? — спросила принцесса с невозмутимым спокойствием. — Передают, что вы с ним очень дружны.
— Да, ваше высочество.
— Ну что ж, это верно, он был ранен, но теперь поправляется. О! Господина де Гиша жалеть не приходится — добавила она быстро. Потом, как бы спохватившись, продолжала:
— Разве его нужно жалеть? Разве он жалуется?
Разве у него есть печали, которые не были б нам известны?
— Я говорю о его ране, ваше высочество, и ни о чем больше.
— Тогда ничего страшного, потому что во всем остальном господин де Гиш, как кажется, очень счастлив: он неизменно в радужном настроении.
Знаете ли, господин де Бражелон, я уверена, что вы предпочли бы, чтобы вам нанесли телесную рану, как ему… Что такое телесная рана?
Рауль вздрогнул; он подумал: «Она приступает к главному. Горе мне!»
Он ничего не ответил.
— Что вы сказали? — спросила она.
— Ничего, ваше высочество.
— Ничего не сказали? Значит, вы не одобряете моих слов пли, быть может, вы удовлетворены создавшимся положением?
Рауль подошел поближе к принцессе.
— Вашему высочеству угодно мне кое о чем рассказать, но естественное великодушие заставляет ваше высочество взвешивать свои слова. Я прошу ваше высочество ничего не утаивать. Я ощущаю в себе достаточно сил, я слушаю.
— На что вы, собственно, намекаете?
— На то, о чем ваше высочество хочет поставить меня в известность.
И, произнося эти слова, Рауль не смог удержаться от содрогания.
— Да, — прошептала принцесса, — это жестоко, но если я начала…
— Да, раз вы снизошли к тому, чтобы начать, ваше высочество, снизойдите и к тому, чтобы кончить.
Генриетта поспешно встала и нервно прошлась по комнате.
— Что вам сказал де Гиш? — внезапно спросила она.
— Ничего.
— Ничего? Он ничего не сказал? О, как я узнаю его в этом!
— Он, несомненно, хотел пощадить меня.
— И вот это называется дружбой! Но господин д'Артаньян, от которого вы только что вышли, что рассказал господин д'Артаньян?
— Не более, чем де Гиш.
Генриетта сделала нетерпеливое движение:
— Вам-то, по крайней мере, известно, о чем говорит весь двор?
— Мне ровно ничего не известно, ваше высочество.
— Ни сцена во время грозы?
— Ни сцена во время грозы…
— Ни встреча наедине в лесу?
— Ни встреча в лесу…
— Ни бегство в Шайо?
Рауль, клонившийся, как цветок, задетый серпом, сделал сверхчеловеческое усилие, чтоб улыбнуться, и ответил с трогательной простотой:
— Я имел честь сообщить вам, ваше высочество, что я решительно ничего не знаю. Я бедный, забытый всеми изгнанник, только что прибывший из Англии; между теми, кто здесь, и мною простиралось бурное море, и молва обо всем, о чем вы упомянули, не могла достигнуть моего слуха.
Генриетта была тронута бледностью, кротостью и мужеством юноши. Но преобладающим желанием ее сердца в это мгновение была жажда услышать от обманутого влюбленного, что он по-прежнему помнит о той, которая причинила ему столько страданий.
— Господин де Бражелон, — произнесла она, — то, что ваши друзья не пожелали сделать для вас, из уважения и любви к вам, сделаю я. Это я буду вашим истинным другом. Вы высоко держите голову, как истинно порядочный человек, и я не хочу, чтобы вы опустили ее под градом насмешек, через неделю, я должна буду сказать это, — перед всеобщим презрением.
— Ах! — прошептал смертельно побледневший Рауль. — Неужели дошло до этого?
— Если вы не осведомлены об этом, — продолжала принцесса, — я вижу, что вы все же догадываетесь. Вы были женихом мадемуазель де Лавальер?
— Да, ваше высочество.
— Поскольку вы жених Лавальер, я обязана предуведомить вас: на днях я выгоню ее вон…
— Выгоните ее! — вскричал Бражелон.
— Без сомнения; неужели вы думаете, что я буду вечно считаться со слезами и просьбами короля? Нет, нет, мой дом недолго будет служить для вещей подобного рода. Но вы едва держитесь на ногах…
— Нет, простите, ваше высочество, — начал Рауль, сделав над собою усилие, — мне показалось, что я умираю. Ваше высочество почтили меня сообщением, что король плакал, просил…
— Да, но напрасно.
И она рассказала Раулю о сцене в Шайо, об отчаянии короля по возвращении во дворец; она рассказала о своей снисходительности и об ужасной фразе, при помощи которой разгневанная принцесса, униженная кокетка, поборола гнев короля.
Рауль опустил голову.
— Что вы думаете об этом? — спросила она.
— Король любит ее, — ответил Рауль.
— Но вы как будто хотите сказать, что она не любит его.
— Увы, я все еще думаю о том времени, когда она любила меня, ваше высочество!