Виктория и Альберт
Шрифт:
– И не простила! – резко напомнила ему жена.
– Конечно не простила, – согласился Пальмерстон. – Она никогда ничего не прощает. Я и не ожидаю, что она меня простит или я ей понравлюсь. Но она станет со мной работать, и это все, что мне нужно.
Он зевнул и потянулся.
– Я бы сейчас как следует поужинал и выпил хорошего портвейна, Эмили. А потом мы отправимся спать. У меня был тяжелый день.
Эмили Пальмерстон невинно заморгала ресницами.
– И я тоже, Генри, дорогой. Я была так занята, планируя переезд на Даунинг-стрит, что ужасно устала!
В последующие месяцы Виктория иногда на миг отрывалась от работы с мыслью, не снится
Ей, как и прежде, не нравился Пальмерстон, но, несмотря на женские предрассудки, Виктории пришлось признать, что сейчас его поведение было безукоризненным. На него до сих пор было забавно смотреть – эти крашеные рыжие бакенбарды и невероятно яркие наряды… Но его манеры были безупречны, и, что самое главное, он всегда обращался к Альберту за советом.
Просто удивительно, но его рисковый и упрямый характер, который злил ее в мирное время, идеально подходил к условиям войны. Ей так импонировала его смелость, презрение к их врагам и уверенность, что Англия одержит потрясающую победу.
А между тем в Крыму разгорелась свирепая борьба. Военные силы Англии и Франции больше страдали от заболеваний, чем от потерь в сражениях. Они старались захватить русскую крепость Севастополь. Англичанка по имени Найтингейл – такое прекрасное имя – Соловей! – собрала отряд сестер, чтобы работать в Скутари, помогать раненым. Виктория, которая была невысокого мнения о способностях и уме женского пола, решила, что мисс Найтингейл – исключение из правила, поэтому послала в Крым маленькую брошь с благодарственной запиской. Ей было так приятно представлять, как была признательна и взволнована эта занятая женщина, получив подарок от королевы.
Виктория посещала раненых, когда их привозили в Англию. Она проливала слезы волнения над ее храбрыми солдатами, ее детьми, ну… почти детьми, которые сидели на койках и приветствовали ее появление. Они чудесно выглядели в чистых повязках, но были такими грустными! Ее воображение рисовало ей сцены боя и базовые лагеря. Они представлялись ей такими же, как госпиталя, которые специально готовили для ее инспекции. Никто там и понятия не имеет о вшах, грязи и страшной боли. Королева и вообразить не могла, как кричат мужчины, умоляя чтобы им помогли избавиться от невыносимой боли. Она видела их мужественными, ухоженными и сдержанными, было приятно думать, что они ее люди и сражались ради нее.
Она совершенно забыла, и Альберт не стал напоминать ей, что эти люди были выходцами из той самой толпы народа, которая пылала ненавистью к ее мужу, и, по мнению Виктории, представители этой толпы были ненамного лучше зверей.
Ранней весной 1855 года император Наполеон III и его императрица Евгения прибыли в Англию с официальным визитом.
Виктория волновалась, как девочка, готовясь к встрече с ними. В имени Наполеона заключался зловещий смысл, и это был племянник великого Бонапарта.
О нем ходили разные слухи. Некоторые люди заявляли, что он на редкость очаровательный человек. Другие считали его уродливым, хитрым коротышкой. Год назад Альберт ездил в Булонь, встречался с ним и высказал сдержанное, но хорошее мнение о Наполеоне.
Императрица Евгения считалась одной из самых красивых женщин в мире. Виктория жаждала ее увидеть, причем у нее полностью отсутствовала ревность к ее красоте. Но тем не менее она заказана себе несколько новых нарядов – великолепные бальные туалеты из атласа, отделанные бесценными кружевами, и более простые платья для обычного общения. Королева решила: коль скоро ей так нравились ее прежние платья, то и новые наряды должны быть выдержаны в том же стиле.
Альберту не нравились новые фасоны и он утверждал, что Виктории больше к лицу простые платья. Великолепные парадные драгоценности, которые королева крайне редко надевала, достали из хранилища, почистили и отполировали. Было бы глупо заказывать себе сверхмодные наряды, но богатство и власть королевства оценивались в соответствии с ее украшениями.
Наконец император и императрица прибыли в Виндзор и остановились в Золотых парадных апартаментах. На первый взгляд Наполеон не произвел на Викторию впечатления – маленький человек с плохой фигурой и некрасивым грустным лицом. Но как только между ними завязался разговор, она почувствовала поразительный магнетизм его очарования. Он обладал прекрасным голосом и удивительными глазами. Хотя Виктории было уже почти сорок лет и она была необыкновенно счастлива с Альбертом, подавленный инстинкт заставил ее прореагировать на потрясающую привлекательность Луи Наполеона, секрета которой она даже не поняла. Он ей сразу понравился, и, что удивительно, ей приглянулась и императрица.
Не в натуре Виктории было завидовать потрясающей, ослепительной красоте французской императрицы. Она просто любовалась ею. Сама Виктория никогда не была красивой или даже хорошенькой, а потому ей и в голову не приходило сравнивать себя с роскошной статной рыжеволосой Евгенией с прекрасными глазами редкого сине-фиолетового цвета.
Виктория никогда прежде не видела столь изысканного создания, и Евгения ее очаровала.
После чудесного парадного банкета все собрались на бал в прекрасном зале Ватерлоо. Пальмерстон, яркий, как павлин, прибывший со своей элегантной красивой женой, наблюдал, как королева Англии открывает бал с императором Франции. Они хорошо подходили друг другу. Он был невелик ростом, и рядом с ним королева не выглядела крохотной. Однако Виктория была плохо одета: со старомодным кринолином, в золотой парче и вся закутанная в брюссельские кружева. Ее голова, шея и руки сверкали от бриллиантов, настолько крупных, что казалось, королева горит и переливается при движениях. «Да, некрасивая коренастая маленькая женщина с красным лицом», – подумал Пальмерстон, внимательно наблюдая за ней, а потом перевел взгляд на императрицу Евгению, танцевавшую с Альбертом.
И партнер, и партнерша были высокого роста, очень красивые, хотя принц казался утомленным и уже начал лысеть.
На французской императрице ловко сидело потрясающее белое платье, оставляющее обнаженными ее знаменитые плечи. У нее была фигура богини. На ее бронзовых волосах сверкала тиара из бриллиантов и изумрудов. Пальмерстон нашел эту женщину великолепной. Он шепотом поведал Эмили, что первоначально намерения Наполеона в отношении Евгении были нечестными. Впрочем, как и большинства других близких ему женщин. Но ее добродетель и поразительное очарование привели его к браку. Природа щедро наградила ее теми качествами, которые отсутствовали у Виктории – прекрасным ростом, тонким вкусом и удивительной грацией. Танцуя с Альбертом, она двигалась плавно, как лебедь.
Но ни один человек не поклонится французской императрице инстинктивно, как они кланялись пухлой маленькой королеве английской. «Все-таки Виктория настоящая королева, величие заложено в ней от рождения», – неожиданно подумал Пальмерстон и вновь взглянул на Евгению, точно в первый раз понял: красота и элегантность не имели ничего общего с величием, которым обладала Виктория. У Альберта тоже отсутствовала эта черта, а вот в голосе и манерах племянника Наполеона чувствовался тот же, что и у Виктории, магнетизм власти.