Вильгельм Завоеватель
Шрифт:
Большая часть его людей пошла за Вильгельмом. Лишь более опытные и старые воины, страшась поражения, бормотали что-то о стратегии. Отбросив все волнения, вынув из ножен меч, Вильгельм прогремел:
— Кто со мной? Говорите!
Ответом ему был громоподобный гул голосов. Вильгельм улыбнулся, и Рауль увидел, как стиснуты были его зубы. Об отчаянной схватке на мосту у Рауля остались лишь смутные воспоминания. На нападавших градом сыпались камни. Люди Вильгельма предпринимали вылазки и дрались врукопашную, когда щиты цеплялись друг за друга и люди с воплями отчаяния падали в реку. С башни летели дротики. Шлем Рауля был пробит
Всего на улицу было вытянуто тридцать человек. Всех их ждала месть герцога. Башню подожгли, и жители города в ужасе разбежались по домам. Те немногие, что остались на стенах замка, не отрывая глаз смотрели на языки пламени и чёрный столб дыма, поднимавшийся всё выше.
К этому времени к Алансону подошла с имуществом свита герцога, и люди стали разбивать палатки, намереваясь расположиться лагерем у стен города. Герцог стоял на мосту и с искажённым от ярости лицом наблюдал за приближением конвоя с пленными. Позади него стояли военачальники, охваченные тем же настроением, что и их вождь. Руки герцога, готовые выхватить меч, были в крови. Взглянув на меч, Вильгельм передал его Раулю быстрым нетерпеливым движением. Юноша бережно вытер лезвие и взял меч за рукоять, ожидая распоряжений герцога.
К герцогу подвели всех, кто уцелел в башне.
— Будь с ними суров, милорд! — воскликнул Фиц-Осберн. — Господи, неужели люди, осмелившиеся нанести такое оскорбление, имеют право жить?
— Они будут жить, — проговорил Вильгельм, — но по-своему.
Рауль, вытиравший окровавленный меч, взглянул на герцога и нахмурился.
— Как деревья, чьи ветви отрезаны садовником, — продолжил Вильгельм. — Они останутся без рук и ног и будут живыми свидетелями моей мести, вселяя ужас в остальных!
По строю пронёсся одобрительный гул. Один из пленников завизжал от ужаса и упал в грязь к ногам герцога.
Рауль дотронулся до руки Вильгельма.
— Милорд, вы не можете сделать этого! — тихо проговорил он. — Любой другой на вашем месте, но не вы! Не отрубайте им одновременно и руки и ноги! Вы не можете их искалечить так жестоко!
— Я сделаю это! — возразил Вильгельм.
— Люди узнают вас по-настоящему и будут страшиться вашего гнева! — восторженно вскричал Фиц-Осберн.
Рауль крепче сжал рукоять тяжёлого меча. Он обвёл взглядом пленников: одни дерзко смотрели герцогу в лицо, другие стояли на коленях, третьи молили о пощаде.
— Ваша справедливость, ваше милосердие... Что стало с ними? — снова спросил Рауль.
— Молчи, дурак! — прошептал ему на ухо Гилберт.
— Позволь нам умереть! Мы просим лишь смерти! — стонал один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.
Рауль сбросил руку Гилберта со своего плеча.
— Отнеситесь к ним со справедливостью! Такой, как вы, милорд, не может быть настолько жестоким!
— У нашего «хранителя» сердце в пятки ушло при мысли о том, что кому-то пустят кровь! — презрительно воскликнули в толпе.
Рауль резко обернулся:
— Я с радостью пущу твою, Ральф де Тени!
— Держи себя в руках, Рауль! — гневно осадил юношу герцог. — Я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты, никто другой не переубедят меня.
Вильгельм сделал знак людям, охранявшим пленников. Снова раздался крик отчаяния и мольба о пощаде. Сопротивлявшегося пленника привязали к бревну, лежавшему на земле. Топор взлетел и опустился с глухим ударом. Воздух пронзил мучительный крик. Позади Рауля Гилберт удовлетворённо хмыкнул.
Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.
С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.
В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.
Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.
В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.
— Братец, братец! — прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.
Юноша поднял глаза:
— Ты видел это?
— Да, это кровавая месть, — ответил шут. — Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?
— Ты думаешь, я горюю о них? — горько спросил Рауль. — Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.
Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.
— «Грядут иные времена», — прочитал он. — Господи, помоги!
— Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? — обеспокоенно спросил Галет.
— Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.
— Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, — всё ещё не понимал Галет.
— Я видел, как дьявола выпустили на свободу, — усмехнулся Рауль.
— В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.
— Но седьмой день будет жить в памяти людей.
Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.
Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.