Вилка Еретика

Я боялся, что больше никогда не получу такого удовольствия, как в этот самый момент. Она поддавалась каждому моему движению, двигалась в такт любому телесному порыву того, кто ласкал её последние пятнадцать минут. Так, как я, больше никто не умеет на Плутоне. Я упёрся руками о ковёр, повернул её к себе, чтоб дырочка оказалась ровно под моими бёдрами. Пришлось помочь себе, чтоб вхождение никому не принесло дискомфорта. Мы одновременно провалились в такое блаженство, что её покров ощущался в равной степени моим. Я чувствовал её, а она чувствовала меня, слегка пульсирующая под потным животом.

Она немного волновалась,

постанывала не как обычно, но быстро осознала, что я не принесу вреда. Наоборот, это сплошное удовольствие. Я смазывал пальцами её слизь со своего члена и пробовал на вкус. Столь знакомый, столь желанный. Мы не виделись уже неделю, между моих ног всё это время назревал настоящий бунт. Вот наконец я в ней, набираю темп, шлепки становятся громче, от чего хочется только сильнее вдалбливаться в неё, лишь бы она навсегда меня запомнила, от природы никогда не отличавшаяся хорошей памятью на человеческие лица.

Отлично чувствую — её дырочка принимает меня, работает как насос. Мой оргазм стал приближаться с молниеносной скоростью, и я стиснул зубы, начал вспоминать свой нудный Отсчёт на заводе, лишь бы отдалить момент и не сползать с любимой как можно дольше. Отлично знаю, что и она терпит, ждёт, пока кончу первым. Непреложное правило проституток — сперва клиент, потом уже личное удовольствие. Но мне же хотелось играться, немного глумиться и откровенно вредничать. Я изловчился и подсунул руку к бёдрам, нащупал её клитор, закрытый несколькими слоями покровов, и принялся его тереть. Сначала мягко, затем круговыми движениями усилил нажим. Она начала так сильно извиваться, что моё нахождение сверху превратилось в настоящее испытание. Я стал обильнее потеть, даже язык случайно прикусил, слишком сконцентрированный на чужом удовольствии вместо того, чтоб кончить уже да отправиться домой к супруге.

Мысль подобного толка всегда приходит с лёгким опозданием. Я ведь давно к ней хожу, а тут явно стал ломать грань, когда наслаждение становится пыткой, и самый сладкий оргазм теряет силу, добытый словно в соревновании. В приступе стыда я вынул из неё член и чуть спустился, головой припал к дырочке, слегка солоноватой на вкус. Я чавкал, ловя какое-то совершенно неуловимое и необъяснимое чувство. Хочется очутиться в ней, залезть полностью и никогда больше не покидать её тела. Даже пустив скупую слезу, я, всё ещё утопающий в ненависти к себе из-за собственного варварства, решил, что пусть уж сначала она кончит, а я уж как-нибудь потом. В следующий раз или же в душе, пока толстый слой машинного масла и каменной пыли будет понемногу сходить, засоряя слив.

Клитор набух достаточно, чтоб мой рот наполнился. Она текла так обильно, что приходилось глотать слюну вперемешку с её соками, всё ещё вкусными для влюблённого заводчанина, слегка потерявшегося по пути домой. Она же веселилась, радостно пищала. Лишь бы не ударила случайно ножкой, а то и синяк оставит. Такое не смогу внятно объяснить жене, да и врать не хочу. Просто промолчу, как раньше. Всегда работало, и сработает в этот раз.

Хочу, чтоб она узнала, как я люблю её. Я еле отпал своими губами от её дырочки, приподнялся и вернулся в прежнее положение. Набухший член так легко скользнул внутрь, что я кончил практически сразу, застывший на целую минуту. Неподвижный, трясущийся, и каждое мышечное волокно проглядывает под уставшей морщинистой кожей. Почему-то вместо приятных воспоминаний перед закрытыми глазами промелькнуло заспанное лицо пятидесятилетнего мужчины, которое я всё ещё не привык встречать в зеркале каждое утро.

Я свалился с неё. Она, всё ещё брыкающаяся в радости, пищала и болтала всеми восемью лапками, пока складки пульсировали, принявшие мою сперму и отправившие её на переваривание в огромный организм. До сих пор удивляюсь, как люди и огромные гусеницы Плутона смогли так полюбить друг друга. Оттого проигранные войны на Марсе и Венере выглядят совершенно нелепо. Насекомые нас любят, а мы любим их в ответ. Так это работает на фиолетовой планете. Так было до меня, так происходит при мне и так продолжится, когда я умру. Зацикленный круговорот жидкости и любви, давно утратившей границу между двумя совершенно разными формами жизни. Как же я люблю свою Диту, самую нежную Анухе в Городе.

Достал сигарету с наполненным фильтром. Красноватый, слишком явно выдающий содержащийся в себе Экс. Но он как ничто другое нужен сейчас. Чтоб продлить сладость момента, чтоб он запечатался в памяти так сильно, что никакой грохот металла на производстве не выбьет его из головы. Первая затяжка, и стопы онемели, постепенно забирая с собой голени. Такое же происходит с лицом, оно словно чужое, и я трогаю другого человека, не себя. В паху только жар сохранился, всё ещё напоминающий, что произошло — жаркий секс с Анухе, огромной гусеницей. Моя Дита приятного бирюзового цвета. В слабом освещении её личной комнаты она переливается так красиво, что у меня слёзы на глазах выступают. Как же я обожаю её. Если б мы знали языки друг друга, то я бы всё ей рассказал. А она призналась бы в любви мне. Это было бы так прекрасно. Но увы, мы всё ещё можем общаться одним лишь языком прикосновений.

— Дита, можно я приду к тебе через пару Отсчётов? Не уверен, что протяну больше… Дита?

А она молчала, повернувшаяся ко мне боком. Её огромные складки всё ещё пульсировали, оранжевые пятна на них постепенно меняли свой цвет. Она злилась или боялась. И я корил себя за то, что вызвал одно из этих чувств. Или оба сразу. Как же хочу доказать ей, что не представляю опасности, и…

— Дита? — я приложил ладонь к её покрову, отодвинув подальше папиросу с Эксом. — Ты меня слышишь?

Дита грузно поднялась, еле шевеля лапками, и уползла в темноту своей личной комнаты, куда для посетителей доступ закрыт. От моей возлюбленной осталась лишь полоса слизи, смесь наших жидкостей. Я припал к ней лицом, забыл о сигарете. Пепел попал мне в ладонь, я машинально скинул вместе с недешёвым куревом на ковёр. Чтоб не попортить его, тут же всё смахнул онемевшими пальцами и задавил пепел, только бы не разгорелся.

В зудящей обиде спешно оделся, предварительно вытершись специальными полотенцами у входа, и выскочил в коридор. Еле удерживаю слёзы под плотно сомкнутыми веками. Что я сделал сегодня не так? Как обычно был нежен и ласков, а она откровенно вредничала всё время, словно ей не нравилось, словно я самый мерзкий человек на планете. Будто она не принимает мне подобных по десять штук за Отсчёт…

По длинному узкому проходу выбрался к кассе. Мой давний знакомый, Хоп, как обычно дежурил в вечерние смены, еле дотягивающий до их конца. Задремал, работяга, аж храп поднял на половину борделя. Я сначала приготовил деньги, — наличность, как в совсем позабытые времена на Земле, — затем стуком в стекло разбудил Хопа.

— Здравия тебе. Вот, держи за час. — Проверив электронный остаток на НОТ-СОУ-СМАРТ, я просунул смятые купюры в узкую щель между мной и кассиром. Удобно, что он же являлся и главным сутенёром. От него можно лично узнать все подробности о местных Анухе, чтоб точно получить лучший на Плутоне оргазм с гусеницей.

— Здравия, Нис. Как всё прошло?

— Сложно сказать, — я специально показательно вздохнул и пожал плечами, — Дита сегодня какая-то неотзывчивая.

— Может, это потому что ты был с Мити?